Актриса Ольга Мукукенова о борьбе с раком: «У меня началась ремиссия»
Ольга МукукеноваФото: Instagram
В июле прошлого года театральная актриса Ольга Мукукенова узнала страшную новость: у нее рак. Опухоль оказалась операбельной, и поэтому следующие несколько месяцев артистка упорно боролась с заболеванием. Даже во время химиотерапии звезда мюзиклов не теряла надежды, периодически рассказывая о своем самочувствии.
И вот, после серии операций и курса химиотерапии Ольга наконец смогла победить болезнь. Теперь звезда намерена любыми путями вернуться к активной творческой деятельности, ведь чувствует она себя просто отлично.
«Показания очень хорошие и метастаз нет. Так что можете поздравить меня с ремиссией. Чувствую себя очень хорошо, будто ничего этого и не было. Следующие два года будут самыми важными. Если болезнь не проявится снова, то можно будет говорить о полном выздоровлении», — рассказала Ольга «СтарХиту».Актриса больше года ждала, когда болезнь отступит
Фото: Instagram
Мукукенова не скрывает, что болезнь полностью изменила ее жизнь.
Не имея возможности заниматься любимым делом, Ольга начала лепить пельмени на дому по собственной рецептуре, чтобы получать хоть какой-то доход. Однако теперь, когда у нее на руках есть результаты обследования, артистка надеется, что ситуация с работой изменится к лучшему.
«Да, сейчас леплю пельмени под брендом «Самые вкусные». Делаю их с мраморной говядиной, свининой, индейкой и картофелем. Но честно признаться, очень хочу вернуться к работе. Мечтаю снова выступать, играть, репетировать. Не выступаю уже год. Конечно, за меня многие переживали, не оставались в стороне. Через две недели еще раз съезжу к онкологам, сдам дополнительный анализ на всякий случай.Мама поддерживала Ольгу и помогала ей в течение всего периода леченияОднако пока компьютерная томография и магниторезонансная томография показали очень хорошие результаты», — поделилась Мукукенова.
Однако пока компьютерная томография и магниторезонансная томография показали очень хорошие результаты», — поделилась Мукукенова.Фото: Instagram
не пропуститеОльга Мукукенова о раке: «Когда кисты достигли больших размеров, я поняла — это конец»Чтобы отвлечься от тревожных мыслей и отдохнуть после химиотерапии, Ольга съездила в гости к родственникам и провела несколько недель в компании близких. Девушка не скрывает, что именно поддержка родителей, друзей и коллег помогла ей не опустить руки и продолжить борьбу.
На днях звезде и вовсе предложили одну из главных ролей в мюзикле Алексея Сеченова. Мировая премьера постановки состоится уже зимой, и поэтому Ольга находится в предвкушении совершенно нового этапа своей жизни.
фотограф Ольга Павлова о раке в 21 год, сексе при онкологии и проекте «Химия была, но мы расстались» о красивых женщинах, переживших болезнь
Синдеева: Сегодня программа «Синдеева» в совершенно необычном месте, в усадьбе Муравьевых-Апостолов, в гостях у Ольги Павловой, фотографа, которая, собственно, придумала, создала проект «Химия была, но мы расстались».
Я только что вышла со съемочной площадки, где Ольга меня снимала. Мы начнем, конечно, с этого проекта. Уже ты начала об этом говорить, но давай просто еще раз. Почему ты, как фотограф, которая когда-то начинала как светский глянцевый фотограф, работала для большого количество глянцевых журналов, потом, я посмотрела на твои последние несколько лет проекты, это все в основном социальные проекты, и как-то, мне кажется, ты с глянцем совсем завязала. Что это за проект «Химия была, но мы расстались»?
Павлова: Этот проект я придумала год назад, и вот он сегодня рождается у нас на глазах с твоим участием. Я подумала, что в России вообще очень мало говорят про рак, эта тема ужасно стигматизирована. Люди, которые болеют раком, они скрывают свой диагноз от родных, от сотрудников на работе, от коллег, от друзей. Поддержки от общества очень мало, про рак стыдно и страшно говорить. Я просто посмотрела на то, сколько голливудских звезд, мы же знаем, болели раком. А сколько звезд у нас болели раком? Пять человек.
Синдеева: Да, это правда.
Павлова: Что это такое? Я подумала, что вообще надо этих людей, которые болели, болеют, надо их показать миру. А поскольку я сделала очень много, действительно, разных социальных проектов с огромным количеством фондов, но меня всегда не устраивал охват как бы, это всегда было немножко так как-то, ну выставка.
Синдеева: Локально.
Павлова: Ну на Тверском бульваре, ну где-то там, или там сайт, ну что-то такое. Мне всегда было мало этого, мало. Мне всегда мало, и поэтому я подумала, что я его буду делать сама. Я объединила почти все сейчас фонды, которые помогают онкобольным, их не так много, но они есть, я вот все их объединила.
И мы сейчас делаем сайт, на который можно прийти, оставить свою историю, свою фотографию, и поучаствовать таким образом в фотосъемке, которую я буду делать, то есть это такой кастинг. Я хочу, чтобы эти люди, эти женщины стали видны, что они есть, они живы, они веселые, они классные, у них очень сильно и очень интересно меняется жизнь после болезни. И вообще они, это ужасно жизнелюбивые люди. И я хочу, чтобы девочка, которая сидит в Магадане, где-нибудь в Хабаровске, в онкодиспансере, ей только что объявили диагноз, я хочу, чтобы все было там завешано этими фотографиями вас, людей, которые уже это прошли, и чтобы было написано, вот посмотри, я с ним рассталась, и ты сможешь, давай иди, борись, работай, живи.
Синдеева: Круто, Оль. Давай, ты же не сказала еще один факт, который очень важный для этого проекта. Первый раз ты столкнулась с раком вообще очень молодой, окончив университет?
Павлова: Да, 21 мне было.
Синдеева: 21 год.
Это сейчас мы снимаем вот эту стигму все равно так или иначе, хоть ты говоришь, не очень много об этом публичных людей рассказывают, но так или иначе этот процесс есть, и западные звезды, мы в конце концов видим, что с этим диагнозом люди выживают и прекрасно себя чувствуют и так далее. А тогда, это было, наверное, двадцать или сколько там лет назад, это, наверное, было совсем по-другому.
Павлова: Ты знаешь, я поразилась тому, насколько мало что изменилось за двадцать лет. Потому что, например, вот меня, когда я заболела, меня уволили с работы.
Синдеева: Ну ладно?
Павлова: Да. Я была абсолютно уверена, что сейчас такое невозможно, потому что есть и юридическая помощь, трудовой кодекс…
Синдеева: Подожди. Как?
Павлова: Ну как, как. Что ты все время на больничном, достала нас, иди, свободна.
Синдеева: То есть из-за того, что типа на больничном?
Павлова: Ну, конечно.
Синдеева: А не то, что типа рак еще заразным может быть? Это же тоже существует такая штука.
Павлова: Да. Но нет, с таким я не сталкивалась. Но уволили за то, что да, все время там облучение, сколько можно. Особенно когда я второй раз уже заболела.
Синдеева: Подожди, давай все-таки вернемся. Диагноз первый, 21 год. Ты вообще такое могла представить?
Павлова: Нет, конечно.
Синдеева: У тебя это было в семье, у тебя есть какая-то наследственность или что?
Павлова: Нет, мы долго тогда, я помню, что я звонила в какие-то ДЭЗы и говорила, проверьте мою квартиру на какие-то там, что-нибудь, как же так может быть, что у меня в 20 лет рак.
Синдеева: А у тебя какой рак?
Павлова: У меня лимфома была.
Синдеева: А как ты узнала?
Павлова: Это мама моя. Она говорит: «Что-то ты кашляешь, иди-ка ты сделай флюорографию».
Синдеева: Ты в этот момент не…
Павлова: Нет, вообще нет.
Синдеева: Ну, вообще я в 21 год, я думаю, вообще тоже никаких…
Павлова: Я даже ничего, нет, ну сказали что-то, сдала там кровь. Ну и дальше все забегали, забегали. Это был декабрь. Все как-то очень бегали, а я думала, что они все носятся.
Синдеева: А мама была рядом?
Павлова: Мама все время, конечно…
Синдеева: Она рядом была. А мама уже понимала?
Павлова: Нет, в момент там…
Синдеева: Вот когда тебе сказали об этом?
Павлова: Ты понимаешь, там у меня так получилось, что у меня очень долго не могли поставить диагноз, то есть было непонятно, что это такое.
Синдеева: Второй раз?
Павлова: Операцию тогда. И, в общем, там много лет спустя уже выяснилось, что меня не очень правильно лечили, собственно, поэтому я заболела второй раз. То есть это был рецидив, рак, он вернулся.
Синдеева: Хорошо. Вот когда ты уже поняла, что это действительно рак, когда уже точно поставили диагноз, что ты почувствовала?
Павлова: Ничего в первый раз, потому что я уже лежала в Институте Герцена, уже долго, уже мне сделали операцию. Ко мне ходили дикие какие-то толпы друзей, и мне было дико весело. Я влюблялась там во всех молодых врачей в больнице, я была совершенно…
Синдеева: Ты тоже искала позитивные выходы.
Павлова: Я была совершенно занята другим. И когда они меня там, друзья спрашивали: «Так что, рак у тебя?» Я говорила: «Да какой рак, господи, ну вы что, да нет, конечно»
Синдеева: То есть ты скрывала?
Павлова: Нет, я сама, мне еще не сказали, что это такой вот диагноз.
Синдеева: То есть ты уже лежала в больнице?
Павлова: Я уже лежала, в онкологическом отделении. Но бывают же доброкачественные образования, я была в этом абсолютно уверена.
Синдеева: Ты себя обманывала или…
Павлова: Нет, я была такая наивная дура в 20 лет просто. Со мной лежала там какая-то прекрасная бабушка, которая шестой раз лежала уже в Институте Герцена за двадцать лет, лечила какой-то свой шестой рак, и она говорила про это, она была ужасно позитивная, она каждое утро вставала, делала зарядку, маникюр, бабулька прямо, невероятная. И она, когда у нее спрашивали, какой у вас там диагноз, она говорила: «Да никакой диагноз, да что-то там выросло, сейчас вырежут и все, пойду домой обратно».
Двадцать лет она лечится, шестой раз она лежит, вот это потрясающе. Потому что, знаешь, что говорят сейчас уже онкопсихологи, говорят, что стресс, который ты испытываешь, это один из самых главных, как сказать…
Синдеева: Причин?
Павлова: Не то что причин. А во время лечения, если ты будешь стрессовать, то лечение пойдет хуже.
Синдеева: Это, мне кажется, в любой болезни, я так скажу.
Павлова: Конечно. А если ты веселишься и бодришься, то будет все, скорее всего, хорошо. Зависит, конечно…
Синдеева: Ну, хорошо. Извини, перебиваю. Все-таки ты в какой-то момент все-таки уже поняла, что это онкология, что это рак.
Павлова: Я это так поняла. Я пошла в магазин через дорогу…
Синдеева: Уже отлежав в онкологии?
Павлова: Нет, я еще там лежала, но можно же было там выходить гулять. Я вышла, пошла в магазин книжный, купила себе учебник по онкологии и наша все про свою болезнь.
И обалдела. То есть я не ожидала, что все так.
Синдеева: Ты не спрашивала врачей, ты не задавала им вопросов?
Павлова: Да никто особо с тобой… Они, понимаешь, эта лимфома, она даже тогда уже лечилась хорошо, это самая несложная как бы история в онкогематологии. Но я-то вообще ничего такого не предполагала, по своей наивности, я когда прочитала там все это, пятилетняя выживаемость… Что? Я была ошарашена совершенно. И здесь, конечно, я уже так это, присмирела, стала… Я же хотела сбежать. Они же мне говорят: «Операция 27 декабря», а я говорю: «Вы что, обалдели?».
Синдеева: Надо же, у тебя 27, у меня 25 была операция или 24.
Павлова: Я говорю: «Вы же… Какая может быть операция 27 декабря? Я приду после новогодних праздников, у меня дела, друзья, тусовки». Они на меня смотрели просто как на сумасшедшую. Они говорят: «Ты что, вообще что ли?». Они же не понимали еще, бывают же разные, там очень агрессивные какие-то формы, не было диагноза.
Диагноз, собственно, поставили уже только после операции. Там могло быть все, что угодно, любая более агрессивная форма и так далее. Но все оказалось не так сложно, и мне сразу врачи сказали, что это несложное заболевание, не бойся, сейчас мы тебя вот это, облучение сделаем и химиотерапию, наверное. Я тогда испугалась, сразу коротко постриглась. Но они не стали мне делать химию, и вот из-за этого через три года…
Синдеева: То есть вот это была ошибка, да?
Павлова: Сейчас уже сложно сказать.
Синдеева: Ну, тоже, откуда мы знаем.
Павлова: Но по протоколам вообще так это не лечится, но поскольку у меня диагноза-то не было изначально, то они решили вот так действовать.
Синдеева: Хорошо, но ты тогда, вот когда уже ты все прочитала, ты, не знаю, стала бояться этой болячки? Или ты все так же относилась к этому?
Павлова: Нет, уже здесь я, конечно, серьезнее стала к этому относиться, уже как-то так немножко было страшновато.
Синдеева: А вот ты сказала, что тебя уволили с работы. Ты сразу сказала про свой диагноз или просто ты ходила лечиться и отсутствовала?
Павлова: Нет, я сказала. Сказала, конечно. Может быть, я не помню уже, честно говоря, может быть, не сразу.
Синдеева: А вообще ты говорила об этом людям?
Павлова: Друзьям, да, друзьям всем, да, конечно. Меня все очень поддерживали.
Синдеева: А что значит поддерживали? Вот, смотри, вот это очень такое важное. Я все время боюсь этого слова «поддерживали». Рассказывая, я сразу начинала с того, что у меня все хорошо, у меня шикарное настроение, я придумала, как использовать эту ситуацию себе во благо, поэтому просто вот это данность. То есть мне очень не хотелось услышать…
Павлова: Чтобы тебя жалели.
Синдеева: Даже не то чтобы жалели, даже какие-то слова неудачные, которые бывают, они как-то вводят тебя в состоянии вот этого больного человека.
А мне очень не хотелось так себя чувствовать, поэтому я вот как-то ограждала себя от этих странных слов.
Павлова: Слушай, я первое вот это все, первый этап лечения, я веселилась нереально. Я даже когда узнала диагноз, у меня были там какие-то толпы молодых людей. Это была ужасно смешная история, потому что в Институт Герцена приходили сестры милосердия, и они когда видели вот этот шабаш у меня, что у меня все время какие-то мужики шлялись, и она ко мне подошла однажды и сказала: «Тебя бог-то покарает, ты так себя-то не веди. Ты же уже здесь, думаешь, просто так? Что же ты такая вообще, разве можно, ты же уже болеешь, надо же уже о душе подумать?».
Синдеева: На тебя подействовали эти слова?
Павлова: Нет.
Синдеева: Хорошо. Через три года происходит рецидив.
Павлова: Да.
Синдеева: И я так понимаю, что это все было сильно хуже.
Павлова: Это, к счастью, не было, это хуже с психологической точки зрения.
То есть это было очень тяжело. Хочу сказать, что ты не рассчитывал на это.
Синдеева: А это что случилось, тоже опять то же самое?
Павлова: Опять то же самое, это вернулось просто. Ну и тут уже, конечно, слава богу, пошли по протоколу, химиотерапия, и пришлось облучение второй раз делать. Поэтому мне сейчас все мои там друзья, которые появились после «Подари жизнь», все друзья наши онкогематологи, Масчаны, доктора всем известные, они мне говорят: «Ты столько прошла облучения, что следи там тоже, проверяй все время грудь, маммографию все время делай».
Синдеева: То есть это может, могло иметь последствия.
Павлова: Ну конечно. Очень много лучевой терапии, как бы слишком много, двойная доза, как бы не предполагающаяся при таком заболевании.
Синдеева: Что в этом случае, вот уже когда был второй, что изменилось внутри тебя? Изменила ли ты, не знаю, отношение к этому, свой образ жизни? Что ты рассказывала в этот момент людям? То есть хотелось ли тебе вот уже во второй ситуации делиться этим?
Павлова: Вот это было уже как бы очень неприятно.
Если в первый раз я как-то там веселилась, бегала, прыгала, меняла молодых людей все время, то во второй раз тяжело было. Потому что химия такая, тоже не самая тяжелая, амбулаторная она была, но все равно, тебе после нее плохо. Я почувствовала, во-первых, у тебя, в тебе поселяется тогда уже страх.
Синдеева: Страх.
Павлова: Страх прямо вот ну нереальный. Но все шло хорошо, лечение шло по плану. И вот когда оно закончилось, я не помню как, опять же, друзья поддерживают. Что такое поддерживают, мы тусовались, у меня есть фотографии, где я лысая, какая-то вообще бледная, я все время тусовалась все равно. Все время толпы друзей…
Синдеева: Тебя это пугало, расстраивало? Изменение внешности.
Павлова: Нет, не очень. Это очень расстраивало моих близких, мою семью, потому что я была там какая-то тощая, бледная, да, без волос и где-то все время засыпала под пледиком, а они со мной прощались в этот момент.
То есть я не собиралась умирать совершенно.
Синдеева: А как-то ты это чувствовала, они тебе говорили, они тебе это потом рассказали?
Павлова: Я потом, спустя много лет они мне, да, сказали, что ты когда лежала такая бледненькая, пледиком укрытая, мы думали, что все. А что все? Просто тяжелое лечение очень, да.
Синдеева: Но ты для себя не допускала такой плохой исход.
Павлова: Нет.
Синдеева: А скажи мне, как… У тебя кто? Подожди, у тебя мама.
Павлова: Мама, папа, сестра.
Синдеева: Папа, сестра.
Павлова: Я была замужем первый раз, муж очень поддерживал меня первый, прямо реально возил меня на все эти…
Синдеева: Вот ты мне сейчас на съемке сказала: «Я двадцать лет не могла об этом говорить». Это что значит?
Павлова: Очень тяжело было. Мне как-то ужасно тяжело дался выход из вот этого, знаешь, я теперь знаю, когда я занимаюсь этим проектом, когда я все время говорю с онкопсихологами, когда я прочитала тонну литературы, когда я поговорила с огромным количеством женщин на эту тему, я теперь знаю, что, оказывается, это посттравматическое расстройство.
Это как после войны, ты как солдат. Тебя отпускают и говорят: «Здоров, иди, свободен».
Синдеева: И ты не знаешь, как с этим жить.
Павлова: Ты не понимаешь, что делать дальше. И я вот… С работы меня уволили, я была бренд-менеджером, косметикой занималась.
Синдеева: Это, подожди, уже второй раз?
Павлова: Меня уволили после второго, по-моему, раза. Вот, и я вообще не понимала, что мне делать. Я совершенно не понимала, куда себя пристроить.
Синдеева: То есть когда уже ты выздоровела, когда уже все закончилось.
Павлова: Да, вот это был самый тяжелый момент, потому что, во-первых, тебе все время страшно. Тебе страшно, что это вернется вот сейчас опять, завтра. Тебе надо ходить, проверяться.
Синдеева: И ты поэтому закрыла это для себя, перестала об этом говорить.
Павлова: Я совершенно не хотела это никак, конечно, обсуждать.
Я… Нет, это было прямо… Это были жуткие какие-то времена, когда я не понимала. Жить как бы надо дальше, а что делать, я не знаю. Я же закончила экономфак МГУ, я экономист, бренд-менеджером, работала. Мне настолько не хотелось как-то туда вообще возвращаться, мне надо было чем-то заняться. И я случайно совершенно пошла на курсы фотографии, совершенно случайно.
Синдеева: Оль, это растерянность была? Ты очень энергичный, сильный человек, почему ты после этого второго раза? Я понимаю про страх, я понимаю, что это второй раз, когда вернулось, я тоже все время об этом думаю, это я сейчас такая веселая, довольная, вот не дай бог оно вернется второй раз, я думаю, что у меня будет совсем другое отношение к этому. Но, так или иначе, то есть ты же понимаешь, что только действием каким-то активным, да, своим собственным можно эту ситуацию изменить. То есть что влияло на твою вот эту как бы бесперспективность, что ли, себя?
Павлова: Так потому что у меня ничего, у меня не было ничего в жизни, да, интересного.
Вот у тебя есть Дождь, и ты же в интервью тоже говорила нам, что тебе, ты помнишь, как-то было скучно.
Синдеева: Да-да-да, было.
Павлова: А потом как это все взбодрилось. Потому что у тебя есть дело твоей жизни, понимаешь? А у меня ничего такого не было. И вот то, что я пошла учиться фотографии, просто в три дня изменило мою жизнь, просто навсегда. И вот с тех… Вот тогда я начала жить. Это случайно.
Синдеева: То есть это для тебя стало, в общем-то, таким переломным… то есть если бы не случилась онкология.
Павлова: Я не знаю.
Синдеева: Ты, наверно, вряд ли бы так быстро пришла к этому.
Павлова: Сложно, потому что все-таки у меня гены, у меня все мои предки были знаменитыми фотографами, прадеды, а дед был знаменитым кинооператором. И где-то бы, наверно, это все равно рано или поздно, да. Но поразительно, что я никогда в детстве ни с кем не проявляла никакие пленки в ванной, ничего такого не было в моей жизни вообще.
И вот я не знаю, нашлось бы это дело, если бы не вот этот вот жуткий страх, когда ты не можешь себя найти. Мне хотелось куда-то пойти, чему-то… Что-то поделать, да, чему-то научиться. Я могла пойти учиться макраме вязать, не знаю, что-нибудь другое делать. Но, как сейчас помню, в журнале Elle Girl, нет, или что-то там про курсы фотографов было… А, в Elle Girl ― это почему я в Лондон уехала. Я пошла учиться.
Синдеева: Да.
Павлова: Это был тоже ужасно интересный момент, потому что я на экономфаке не блистала, а тут я пришла, и первые занятия какие-то, листают мои фотографии, тогда еще на пленку снимали, листает-листает прекрасный преподаватель Андрей Рогозин и говорит: «Это чье?». Я такая думаю: «Сейчас опять будут ругаться на меня». Я говорю: «Мое». Обреченно так: «Мое». И тут он на меня так впервые поднимает глаза и с интересом смотрит, говорит: «А вы не хотите на профессиональный курс пойти?». А я в группе для чайников три дня учусь, я не знаю, что такое диафрагма.
Я говорю: «А можно?». Он говорит: «Да-да, вам надо перевестись срочно на профкурс, они уже неделю занимаются, вас возьмут». Я думаю: «Ничего себе, класс!». И все.
Синдеева: А в Лондон почему ты уехала?
Павлова: В Лондон я уехала, потому что я поняла, что образования, которое здесь есть, недостаточно, то есть надо идти во ВГИК, например, учиться. Нет, не обучают нигде профессии фотографа. Курс у нас профессиональный длился что-то месяца два или три в академии фотографии. Сейчас получше немножко с образованием стало, но тоже… А Лондон… Я выбирала там между разными странами, я подумала, что английский-то я, слава богу, знаю, поеду в Лондон. И все, и в Лондоне…
В Лондоне тоже было смешно, потому что я приехала на такой как бы курс…
Синдеева: А ты там говорила про свой диагноз?
Павлова: Нет.
Синдеева: Не говорила.
Павлова: Нет, мне про это было неинтересно совершенно говорить, я иногда там, редко, каким-то новым знакомым, когда уже там мы более близкими друзьями становились, тогда я могла рассказать.
Все такие: «Да ладно?!». То есть какая-то у всех такая реакция была, и поэтому я… Я очень много лет про это вообще как-то не думаю, не задумываюсь. Ты все равно ходишь на проверки, да.
Синдеева: Да, вот скажи, а у тебя страх ушел или сейчас все равно он есть?
Павлова: Нет, страх ушел знаешь когда?
Синдеева: Когда?
Павлова: Когда… Во-первых, когда ты лечишься, там пять лет нельзя рожать детей, и я была таким чайлдфри прямо всю жизнь, прямо я не хотела никаких детей совсем.
Синдеева: Но подожди, это под влиянием этого? То есть до этого ты тоже не хотела детей? Или ты до этого не задумывалась?
Павлова: Я до этого не задумывалась.
Синдеева: То есть просто тебе сказали, что пять лет нет, и ты решила, что ты чайлдфри.
Павлова: Категорически, да. Да, я решила, что мне не надо, я не буду. А тут у меня фотография, у меня поперла такая карьера сразу, да, я там через, не знаю, два месяца в Лондоне, через полгода я снимаю обложку Jalouse.
У меня огромная карьера началась сразу, сразу Vogue, сразу все журналы, все, вот это все. Куча заказов, куча рекламы. Какие дети вообще, зачем они мне?
Синдеева: Значит, ты была такой одержимой чайлдфри, у тебя для этого были причины, карьера, пять лет невозможность иметь детей. Что произошло дальше?
Павлова: Дальше я познакомилась с Валерой Панюшкиным, который…
Синдеева: Валеру Панюшкина знают как наши зрители как журналиста, который когда-то делал на Дожде программу, он частый гость Дождя, человек, который занимается большим количеством социальных благотворительных проектов, мне кажется, один из лучших журналистов вообще в этой теме.
Павлова: И писатель.
Синдеева: И писатель, да.
Павлова: Новая книжка у него выйдет в апреле.
Синдеева: Да?
Павлова: И я с ним познакомилась, чтобы… Я была его фанаткой.
Я с ним познакомилась, чтобы он меня познакомил с врачами в РДКБ, еще никакого «Подари жизнь» не было совсем.
Синдеева: Для себя.
Павлова: Да, потому что в Лондоне я очень много волонтерила как фотограф и с удивлением обнаружила, что абсолютно все жители Великобритании ― волонтеры.
Синдеева: Да, это удивительно, кстати.
Павлова: И я сняла столько разного и интересного, тогда был ЖЖ, мы, значит… Я вижу, что люди ходят, помогают в Российской детской клинической больнице. Я думаю: «А что же я-то?». Я понимала, что я волонтерить могу только фотографом и никак по-другому, думаю, пойду снимать. Он меня познакомил, меня, естественно, пустили. И было поразительно, что никто не понимал. «Вы снимаете? А зачем?». И я эти фотографии дарила просто мамам детей, да, я говорю: «Вот вылечитесь, потом будете вспоминать, как вы тут лечились».
И все, и то есть это было не востребовано вообще никем, это было удивительно, да.
То есть если в Лондоне выставки, ты отдаешь этим организациям, которые устраивают какие-то детские лагеря для паллиативных детей, ты им эти фотографии отдаешь, они их используют везде, полиграфия, все это, не знаю, билборды, да. А здесь: а вы зачем пришли, а вы зачем фотографируете?
Но видишь, сколько лет прошло, а уже наконец-то…
Синдеева: Наконец-то.
Павлова: Нет, это все уже…
Синдеева: Так и что, Валерий Панюшкин познакомил тебя, и что, роман сразу?
Павлова: Мы познакомились, мы с ним познакомились. Нет, мы познакомились в Лондоне под статуей Эроса.
Синдеева: Так, символично.
Павлова: И потом мы сколько-то лет… В каком мы познакомились? Наверно, в 2005 или 2006, что-то я уже не помню. И мы долго дружили просто, дружили, дружили.
Синдеева: А ты уже не была замужем?
Павлова: Нет, я уже развелась в это время.
Я потом еще думаю: «Он так классно пишет, а я так классно снимаю, как бы нам это объединить? Вот надо какую-то книгу выпустить, что ли, или что-то…». И вдруг он… А он в «Русфонде» тогда работал. И он говорит: «Хочешь? Для «Русфонда» же нужны классные фотографии для «Коммерсанта». Давай поедем в командировку сейчас в Краснодар и снимем там какого-то мальчика». Я помню, что я так волновалась, я, которая снимала, знаешь, обложки, всех звезд вообще мира, но я волновалась, как я мальчика сниму в Краснодаре для «Коммерсанта». Это почему-то было ужасно волнительно.
И мы стали с ним ездить по всей стране, просто по всей, Хабаровск, везде, мы были везде. Естественно, у нас начался роман. И потом у нас… Мы смеемся, что мы, значит, «Что ты помнишь в городе, не знаю, Новосибирске?». Я говорю: «Ничего». Он ржет: «Потолок гостиничный». В общем, мы так катались, катались, а потом у нас хоба! ― дети так стали рождаться.
Синдеева: А у вас сейчас сколько детей?
Павлова: Трое.
Синдеева: Трое.
Павлова: У Валеры пятеро, а у нас общих трое.
Синдеева: Скажи, уже все, уже не было страха, то есть потом уже ты про это не думала?
Павлова: Нет, страх прошел с детьми.
Синдеева: С детьми.
Павлова: Да, потому что когда… Это было очень смешно. Когда я, значит, с этими двумя полосками говорю: «Так, мне надо к онкологу». Он говорит: «Ты что, дура, что ли? Тебе к гинекологу вообще-то».
Синдеева: К гинекологу надо идти.
Павлова: Но я первым делом, естественно, шла к онкологу. Мне первого ребенка разрешили рожать только у Курцера, только под присмотром, думаю: ужасно. Второго уже так попроще было, сказали: «Так, ладно, эти акушеры могут тебя взять». Ты как прокаженный, да, ты двадцать лет, пятнадцать лет назад болел и до сих пор.
Синдеева: Почему, скажи? Это какая-то…
Павлова: Они чего-то… Гематологическая…
Синдеева: То есть риск.
Павлова: Больная с гематологическим диагнозом в анамнезе.
Синдеева: Да, но риск для тебя или для ребенка?
Павлова: Нет, ни для кого, это какая-то…
Синдеева: Это наши остатки советских каких-то стандартов?
Павлова: Да, это что-то такое, да, да. То есть, в принципе, беременность может, конечно, спровоцировать опухолевые процессы, но это никак не сказывается на родах, да, ты здоровая баба, что тебе не рожать-то обычным, спокойным образом? К третьему ребенку все, я уже была никому не интересна. То есть они поняли, что я сумасшедшая.
Синдеева: Нет, и тебе… Вот сейчас ты все равно наверняка ходишь проверяться. Тебе уже не страшно.
Павлова: Слушай, мне меньше, конечно, страшно. Мне даже меньше страшно не потому, что что-то я как-то это изжила, да, этот травматический синдром, посттравматический. Я очень много знаю теперь, то есть я и в связи с этим проектом своим.
Я столько про это знала, я понимаю… Я раз в год прохожу чек-ап полный, с ног до головы, потому что ранняя диагностика ― это, собственно, наше все.
Синдеева: Конечно.
Павлова: Это твой случай.
Синдеева: Да-да-да. Но случайно, у меня как раз получилось случайно.
Павлова: Но если проходить раз в год, понимаешь, полный чек-ап…
Синдеева: Нет, у меня так и было, просто у меня… Я прошла, и следующий заход должен был быть через год, а в середине что-то я почувствовала, дискомфорт, понимаешь?
Павлова: Видишь, у тебя интуиция какая-то сработала.
Синдеева: Не знаю, я сейчас рассказывала, это все танго, танго. Моя любовь теперь танго. Оль, вот давай вернемся к проекту. Кого ты сейчас хочешь привлечь для съемок? Кто у тебя участники проекта? И все-таки во что он должен развиться дальше?
Павлова: Сейчас у меня вот в первом заходе снимаются… Наталья Синдеева.
Синдеева: Очень приятно.
Павлова: Снежана Георгиева. Еще у нас в амбассадорах есть Люся Улицкая, которую, конечно, я тоже мечтаю снять. Я еще очень хочу поговорить со Светой Сургановой, конечно. Но когда я рассказывала, я уже очень много говорю об этом проекте, я со всеми про него разговариваю. И мне кто-то, не помню кто, сказал: «Ты понимаешь, что ты берешь звезд, звезд, а доярка Маша не очень себя с ними ассоциирует». И поэтому…
Синдеева: И другие возможности у доярки Маши.
Павлова: Конечно.
Синдеева: Здесь очень важно, я как раз тоже всегда об этом думаю.
Павлова: Вот! И поэтому я уже в первых вот этих съемочных днях снимаю людей, женщин, которые просто пришли ко мне на фейсбуке.
Синдеева: Сами.
Павлова: Как только я написала, они сказали: «Мы хотим», да. У меня там люди и каминг-аут делают под постами, открываются, рассказывают.
Мало того, они не просто делают каминг-аут, я их уже начала снимать, и они идут дальше и дальше, то есть они настолько преодолевают, я говорю: «А в такую передачу пойдешь?». Они говорят: «Ой, как страшно. Пойду». Я говорю: «А на билборде будешь? Лицо твое сейчас на билборде будет висеть, на всех остановках автобусных». «Ой, ― говорит, ― как страшно. Пойду, хочу, буду, да, надо».
Понимаешь, я считаю, что вообще изжить… Я сама изживаю свой страх вот этим.
Синдеева: То есть для тебя это психотерапевтический в том числе проект.
Павлова: Конечно, и я хочу, чтобы… Страха когда меньше, тогда больше свободы, да. Ты, избавляясь от страха, даешь, ты сам становишься свободнее и людям еще даешь возможность дышать.
Синдеева: Да, даешь возможность. Знаешь, когда я об этом объявила, притом мне как-то было сразу понятно, что я об этом скажу, да, и скажу я именно потому, что я за условные, не знаю, две недели своего диагноза или за три, пока я как-то принимала его, да, я за это время узнала о таком количестве знакомых людей, которые сталкивались с этими проблемами, которые никогда об этом не рассказывали, и только узнав, что у меня есть эта проблема, чтобы мне подсказать и помочь, они вдруг проявились.
И я подумала: «Господи, а чего же вы молчите?». Понимаешь, а если бы я не рассказала большому количеству людей? Я бы сейчас сидела и думала, где мне куда идти, куда бежать. Это же один из факторов, как мне кажется, необходимых для того, чтобы справиться с этой штукой.
Павлова: Конечно.
Синдеева: Это не только принятие диагноза, не только снятие вот этой стигмы, да, и этой стигмы внутри себя и внутри окружения, но это еще и реальная практическая польза. Поэтому когда я поняла, что вот, оказывается, вообще это все так близко и так рядом, я поняла, что об этом надо рассказать. И вот когда я рассказала, я получила такое тоже количество писем в директы, в лички, просто какие-то письма, какие-то люди меня останавливали, мне говорили: «Господи, спасибо вам большое!». Какое количество я отправила людям своих… Этого страхового агента, у которого я была застрахована, контакты врачей. Понимаешь, это неизвестные люди, я как бы делилась этим, я понимала, что у меня уже есть какой-то маршрут, в конце концов, что надо сделать.
А третий еще фактор ― это психологический, то есть у меня было несколько случаев, когда я этих людей знала лично либо я знала, условно, звонит и говорит: «У меня маме поставили диагноз». Кто-то. Я говорю: «Хотите, я могу просто поговорить, просто дайте мне трубку».
Павлова: Да, понимаешь, как равные консультанты.
Синдеева: Я никакой не онкопсихолог, я никакой не суперспециалист, я не знаю про эти болячки ничего с точки зрения медицины, как это называется и так далее, но я поделюсь опытом. И вот у меня было несколько таких разговоров, которые, как выяснилось, очень сильно помогли или очень сильно вдохновили людей, и я поняла, что это правда очень важно.
Синдеева: И поэтому я буду поддерживать чьи-то другие начинания с большим удовольствием, поэтому спасибо тебе, что ты меня пригласила в эту историю.
Павлова: Я очень рада, что, видишь, мы так совпали, потому что я-то очень долго не могла и не хотела про это говорить, вообще ничего про это ни снимать, никак вообще, просто слово это… Но меня, знаешь, попросили, когда у меня уже детям было года три, четыре, у меня же погодки, три, два, не помню, Фонд борьбы с лейкемией попросил меня сказать, что вообще женщины после таких диагнозов детей рожают.
Рожают, но не всегда. И они попросили меня где-то выступить и вот показать, значит, детей, сказать, что типа нормально все будет. И я вышла вот первый раз.
Синдеева: Сомневалась?
Павлова: Ну так, немного. Нет, я понимала, что нужно, я понимала, что показать, да, живых-здоровых детей, которых может родить женщина, у которой дважды была онкология, ― это вообще-то очень поддерживающая история. Я понимала, опять же, как ты говоришь, я понимала, что это важно другим. Поэтому огромное количество людей, которые сидят там, плачут, боятся, это важно другим, да, то, что ты выйдешь, это важно кому-то еще. И поэтому нет, я недолго сомневалась.
Потом я еще в каких-то их участвовала мероприятиях. Но, кстати, когда Катя Гордеева снимала кино свое про рак, я не смогла.
Синдеева: Ты отказалась.
Павлова: Я побоялась, думаю: «Прямо вот так, на всю страну заявить?». Слушай, а потом, я не знаю, то ли это после третьего ребенка, то ли как… Меня совсем эта тема отпустила, да, я совсем перестала про это думать.
Я только увидела, я дала интервью, знаешь, как я придумала? Я вспомнила, я дала интервью про рак и секс. И выяснилось, что…
Синдеева: Интересный поворот!
Павлова: Да, выяснилось, что «Афиша», что ли… Тоже по просьбе Фонда борьбы с лейкемией. И выяснилось, что они опубликовали три веселые истории, смешные. А мне когда Фонд борьбы с лейкемией позвонил, сказал: «Оля, у тебя же есть смешная история?». Я говорю: «Есть». «Расскажи, пожалуйста, потому что у нас все истории трагические и грустные». И, я читаю потом журнал и вижу, что там три веселые истории. Я звоню и говорю: «Подождите, а вы же хотели, вы сказали, что все очень плохо». «Они не поставили эти грустные истории».
В чем заключаются грустные истории про рак и секс? Ты же понимаешь, да, в том, что это дискриминация страшная женщин, да, принуждение к сексу, когда у тебя химиотерапия. То есть уходят мужья, когда ты лысая, страшная, толстая, худая, вообще задолбала болеть, не выдерживают, бросают.
Синдеева: То есть это все-таки рак и отношения, а не просто рак и секс.
Павлова: Да. Нет, там были истории про то, там тоже неопубликованные, про то, как, значит, муж приходил в больницу и принуждал к оральному сексу, а ей было плохо, где-то на лестнице, но она понимала, что она должна это сделать, потому что иначе он же уйдет! И я помню, что я тогда так разъярилась от этого: что это такое?! Как это вообще может быть?! Я думаю: «Да нет же, да вы вообще все красивые». «Муж говорил мне, что я уродина, что я, значит, слишком худая». Или «какая у меня неправильная форма черепа».
Синдеева: То есть это такой абьюзинг, еще и наложенный на…
Павлова: Это просто… Я думаю: господи, она болеет, ее надо вообще на руках носить! И как интересно, вспомнила, Валера это придумал, он говорит: «Посмотри, когда мужчина болеет, он на больничном, правда же? Он химиотерапию проходит, он вообще на больничном. А женщина когда химиотерапию проходит, она на работе-то на больничном, но после химиотерапии она домой приходит и всех кормит, и за детьми, да, и готовит, и убирает, и ей никто не дает больничный, она на работе».
То есть она никогда не на больничном. Или то же самое про секс, например, интересно, тоже Валера говорит: «Вот мужик когда на химиотерапии, ну кому придет в голову к нему вообще пристать?».
Синдеева: Пристать.
Павлова: А когда женщина, то есть тебя даже никто не спросит. Так у нас.
Синдеева: Так, а что была за смешная история-то?
Павлова: Моя?
Синдеева: Да, которую ты описала.
Павлова: Слушай, я уже забыла. Что-то про вот эти мои влюбленности во врачей.
Синдеева: Во время.
Павлова: Во время, да, когда еще после операции, во время лучевой терапии. Там все врачи были молоденькие, прекрасные мальчики, я во всех в них влюблялась.
Синдеева: Но романа не случилось такого?
Павлова: Нет. Со всеми кокетничала, это было прямо очень-очень интересно. Я считаю, что вообще меня это спасло тогда, то есть вот эта история про то, что я совершенно… Мне так нравились эти молоденькие врачи, что я совершенно не обращала внимания, что что-то мне там нехорошо как-то.
Синдеева: У меня в гостях Ольга Павлова, фотограф. Вернее, я у нее в гостях, но в программе «Синдеева». Автор проекта «Химия была, но мы расстались». Где можно? Давай прямо скажем, не знаю, где можно посмотреть.
Павлова: Мояфототерапия.рф.
Синдеева: Мояфототерапия.рф. Мы напишем это внизу, чтобы можно было посмотреть, а так ждите, скоро большой проект. Оль, спасибо большое.
Павлова: Спасибо, Наташ.
Синдеева: Ты звезда, молодец, и круто, что ты это делаешь. Спасибо.
Павлова: Спасибо. Спасибо, что согласилась быть с нами.
Синдеева: Я буду поддерживать все.
Павлова: Спасибо, класс. Ура!
Синдеева: Спасибо.
Химия была, но мы расстались: как фотограф Ольга Павлова помогает пережить рак
Ольга Павлова дважды лечилась от рака, из-за болезни потеряла работу, но нашла свое призвание и стала фотографом.
Сегодня она автор десятков модных обложек и сотен семейных фотосессий — снимает женщин с опытом онкологических заболеваний (прошедших или продолжающихся) и записывает их истории. Осенью 2021 года их можно будет увидеть на выставке в Москве в рамках проекта «Химия была, но мы расстались», который вошел в шорт-лист премии Forbes Woman Mercury Awards в номинации «Лучшая социально-благотворительная инициатива». В 2022-м выставка поедет в регионы. Но цель Ольги — не только рассказать широкой аудитории о том, что значит быть онкопациентом. Те, кто столкнулся со сложными диагнозами, также нуждаются в качественном информировании. Поэтому проект, который начался с серии фотосессий, трансформировался: теперь его цель — создать системный и безопасный информационный хаб для пациентов и их близких и ни много ни мало изменить отношение общества к людям с тяжелыми заболеваниями.
— Ваш проект призван бороться с онкофобией. Почему в фокусе именно женщины?
— Вся эта история началась с красоты.
Я и по себе знала — потому что я бывший онкопациент, — и по другим видела, что женщина, которая теряет волосы, почему-то очень сильно страдает. Казалось бы: ты раком болеешь, какая разница, что там у тебя с волосами? Но это ужасный удар по самоощущению и самооценке. И я как фотограф стала про это думать. Что я могу красиво снять любую женщину — лысую, без груди, опухшую от гормонов. Я могу показать, что она в любом состоянии прекрасна.
Реклама на Forbes
Я за свою карьеру сняла очень много звезд, но для них быть красивыми — часть профессии. А когда я родила третьего ребенка, глянец из моей жизни потихоньку ушел, я стала снимать обычных людей. И заметила, что хорошие фотографии невероятно поднимают женщине самооценку. Когда с ней работает визажист, когда ей делают укладку, когда она надевает красивое платье, она потом из фотостудии выходит другим человеком. Я подумала, что это может работать и как психологическая поддержка для онкопациенток.
Если женщина не хочет скрывать болезнь, она имеет право на понимание, уважение и поддержку
Когда уже проект «Химия была, но мы расстались» начался, наша эксперт, онкопсихолог, рассказала, что у этого есть и теоретическая база.
Исследования показывают, что для женщины изменения во внешности во время болезни — стресс номер один. Даже если она это отрицает. А стресс — и это тоже доказано — негативно влияет на успех лечения, на качество жизни, на прогноз.
В цивилизованном мире онкопсихолог включен в команду лечащих врачей с момента постановки диагноза. У нас мало того что услуги онкопсихолога не включены в ОМС, так еще и специалистов не хватает.
— Предположу, что и пациенты к ним не спешат обращаться, потому что не знают про такую возможность.
— Не знают. В России еще и врачи не обучены говорить с пациентами. Меня невероятно бесит, когда про рак говорят «страшный диагноз». Особенно когда так говорят врачи, потому что из их уст это еще страшнее.
У нас в обществе не хватает культуры языка для разговора о раке. Часто говорят: «бороться», «побеждать», «соберись». Наша эксперт Гелена Генс, онколог с очень большим стажем, на это отвечает: не надо бороться, надо жить и лечиться. Я помню, как сама 20 лет назад узнала о диагнозе.
Мой хирург тогда сразу сказал: «Спокойно, все нормально, вот посмотри на стену, здесь фотографии женщин с детьми, они все вылечились, они все родили детей». Такого очень не хватает. Потому что, конечно, за те 12 минут, которые отведены на прием пациента, врач ничего не успевает объяснить.
Я считаю, что, если пациент будет лучше информирован, будет приходить к врачу не потерянным и растерянным, а со списком вопросов, это изменится. А для этого должно быть меньше страха, и мой проект как раз про это. А еще он влияет на здоровых людей. Появляется онкоосознанность, когда люди начинают задумываться о здоровье, ходить на чекапы. И если вдруг получают диагноз, для них он уже не становится ударом. Поэтому в рамках нашей информационной кампании мы много говорим о важности ранней диагностики.
— Но как говорить о раке без надрыва, зная, что от него все еще умирают?
— Во-первых, зависит, конечно, от диагноза, но часто четвертая стадия — это долгие годы жизни, пусть и с хроническим заболеванием.
А во-вторых, помните, у фонда «Вера» был слоган «Жизнь на всю оставшуюся жизнь». В нашем проекте есть героини с четвертой стадией рака, и это самые жизнерадостные люди, которых я видела. Люди невероятной силы. Жить так, как живут они, — этому стоит поучиться. Одна из них, потрясающая Люда Мартынова, как-то сказала: никто не знает, кто из нас когда умрет; сколько бы нам ни осталось, можно жить весело, а можно плакать — но зачем? Кому от этого легче?
— Сложно было искать героинь?
— От знаменитостей я постоянно слышу: «Да, у нас есть подруги с онкодиагнозами, но они не хотят об этом говорить». Люди скрывают болезнь, потому что быть больным стыдно. И меня очень радует, что самые обычные женщины со всей России, со всего мира откликнулись — мол, ну а мы расскажем. На нашем сайте www.мояфототерапия.рф уже более 180 историй и с каждым днем их становится все больше.
Мне сейчас уже пишут люди с разными диагнозами. Пишет молодая девушка: «У меня артрит, мне стыдно, ведь артрит — «болезнь стариков», я никому не могу объяснить, почему с трудом хожу».
Это уже не про онкологию, а вообще про отношение общества к больному человеку. К отличающемуся человеку — с ментальными нарушениями, с синдромом Дауна, с аутизмом. К более слабому. К пережившему тяжелый опыт — ту же перинатальную потерю. Это показатель цивилизованности общества. У нас оно пока не очень цивилизованное. У нас люди считают, что детям с ментальными нарушениями лучше в детском доме, а увидев лысую девушку после химиотерапии, отсаживаются.
К счастью, это постепенно меняется. Я в начале 2000-х была фотографом-волонтером в РДКБ и помню, как воспринимался детский рак. Ощущение абсолютной безнадежности. Сегодня все иначе. Появились классные врачи, которые обучили других классных врачей. Развивалась медицина. Отношение тоже меняется: уже не так страшно, уже не так безнадежно. Огромное количество людей 20 лет работали для того, чтобы добиться этих изменений.
Меня про проект часто спрашивают: «А что, каждая женщина теперь обязана выйти на площадь и всем объявить о своем диагнозе?» Нет.
Не обязана. Хотя мне и хотелось бы, чтобы публичные люди начали говорить вслух о своих диагнозах. И если женщина не хочет скрывать болезнь, она имеет право на понимание, уважение и поддержку. А для этого надо говорить и показывать: вот Маша, экономист, Лена, доярка, Вероника, учительница, все с разными диагнозами — живут среди нас, не надо делать вид, что их нет. Я наслушалась историй про женщин, которые пропадают на два месяца, потом объявляются лысые и говорят семье, друзьям и коллегам, что это им в парикмахерской волосы сожгли, пришлось подстричься. Я хочу, чтобы такого не было.
— Вы сталкивались с негативом в адрес проекта?
Реклама на Forbes
— Я даже одно время вела список того, в чем нас обвиняли. «Хорошо вам, богатым и знаменитым, лечиться от рака». Да уж, неплохо. Но, кстати, множество участниц проекта лечились полностью по ОМС, от начала до конца.
«Вы пиаритесь на раке, вам не стыдно?» Я всегда отвечаю, что мне не стыдно.
На мою историю о том, как меня уволили за то, что я брала много больничных, мне кто-то написал: «Такого не бывает».
Такое бывает, и в наше время тоже.
«Медицина в ужасном состоянии, а у вас тут какие-то фоточки». Ну, я не могу, к сожалению, повлиять не медицину. Зато могу повлиять на самоощущение отдельно взятой женщины. И такая форма психологической поддержки может и должна стать частью пациенто-ориентированной экосистемы при лечении онкозаболеваний. Мы верим в то, что это дает правильный эмоциональный настрой и повышает эффективность лечения. Я на сегодняшний день сняла для проекта 35 героинь и считаю, что вот эти 35 женщин живут лучше, чем могли бы. Потому что у них есть красивые фотографии, они хорошо провели время, отвлеклись, забылись, а рассказав свою историю, выплеснули переживания. И изменение общественного сознания, на которое работает проект, — вообще-то довольно серьезная цель.
— Вы создали лигу онкофотографов. Кто это такие?
Реклама на Forbes
— Во-первых, это просто хорошие фотографы-волонтеры, а во-вторых, это еще и немного психологи. Это люди, у которых сниматься само по себе приятно.
Которые создают на съемочной площадке такую атмосферу, чтобы человек не думал, куда ему руки девать и куда ноги ставить.
Оказалось, что фототерапия очень востребована. Кто-то идет в студию перед операцией. Кто-то хочет сфотографироваться лысой. Кто-то фотографируется в ремиссии, когда «отпустило» и хочется это отпраздновать.
— Вы упомянули свою волонтерскую работу в качестве фотографа. Вы снимали пациентов РДКБ, детей в хосписе «Дом с маяком». Многие снимки сделаны в довольно печальных обстоятельствах.
— Это жизнь. Жизнь надо снимать, пока она есть.
Фото: Тимур Какабадзе— Вы похожим образом описываете ваш проект «Летопись вашей семьи».
Реклама на Forbes
— Мне всегда было ужасно обидно, что старинные фотографии — конца XIX века, начала XX века, — которые так интересно рассматривать, в нашей стране мало у кого сохранились. Многие семейные фотоархивы были просто уничтожены во время репрессий как что-то компрометирующее.
Тем не менее в 1970-1980-е годы было принято ходить в фотоателье. А после перестройки это закончилось. И у многих людей моего поколения нет фотографий в возрасте 15–20 лет просто потому, что в 1990-е было не до фото. Сейчас кажется, что мы все время фотографируемся и что нашим внукам от нас останутся огромные фотоархивы. Но давайте честно: фотографии в облаке — это помойка. Поэтому я за то, чтобы фотографировать семью в полном составе. Чтобы снимать маленьких детей с бабушками, с дедушками. Печатать портреты, делать фотокниги и хранить в семье вечно.
Мне кажется, что это ужасно важная связь времен. Что если мы начнем связывать поколения, хотя бы начиная с нашего, оставлять детям память о том, как мы живем и кто нас окружает, то сможем все наладить. Сможем починить страну.
— Возвращаясь к проекту «Химия была, но мы расстались»: сколько сейчас человек в нем работает?
— Сложно посчитать. Недавно мы подавались на грант — этим занимались семь человек чуть ли не круглосуточно.
В первых съемках была задействована команда из 50 человек — мы снимали и фото, и видео. Сейчас над проектом работают десять человек и еще человек пять волонтеров. Причем мы все не наемные сотрудники, проект пока не монетизировался. У меня директор за год получил зарплату один раз.
Сейчас мы решили проект расширить — хотим повышать качество жизни онкопациентов. Российский пациент, особенно если он не в крупном городе, скорее всего, вообще не знает о том, что есть горячие линии психологической помощи, что есть бесплатная юридическая поддержка, что есть равные консультанты. Сложно бывает даже найти врача или получить второе мнение. Мы решили всю информацию собрать в одном месте и сделать такой онкохаб. Одна из моих героинь рассказывала, что, когда ей объявили диагноз, она вышла от врача с листком А4, на котором были перечислены координаты всех, кто ей может понадобиться: диетолог, нутрициолог, реабилитолог, массажист и так далее. Я хочу сделать такой онлайн-листок для всех онкопациентов.
Реклама на Forbes
Мы сейчас создаем экспертный совет, очень плотно работаем с врачами — чтобы вся информация была проверенной, чтобы не просочилось какое-нибудь «лечение содой».
— А такое бывало?
— Есть в проекте героиня, которая пришла к врачу, получила диагноз, с ней как-то нехорошо поговорили — и она не захотела лечиться. Уехала в Индию на два года. А когда вернулась, ей сказали, что уже все, паллиатив. Из первой стадии в четвертую.
Я сама заболела после четвертого курса экономфака МГУ. И моя научная руководительница, доцент кафедры управления, узнав о моем диагнозе, заявила: «Зря вот ты на все это лечение согласилась. У моей мамы был рак печени, я ее вылечила уринотерапией. Садись, записывай». И диктует мне рецепт лечения мочой. Доцент кафедры МГУ! Я просто не поверила своим ушам.
— Что может сделать бизнес, чтобы помочь онкопациентам? Что могут НКО, вроде бы понятно.
Реклама на Forbes
— Что могут НКО, кстати, — интересный вопрос.
НКО должны работать системно, а этого почти никто не умеет. Слава богу, мы начинаем отходить от адресной помощи, но системности я как-то пока мало вижу, честно говоря. Наш проект получается очень системным. Мы прописали десятилетний план, мы понимаем, к чему хотим прийти, как будем это делать и зачем это надо. Сейчас вот анкетируем онкопациентов, чтобы лучше понимать их потребности и им соответствовать.
Что может сделать бизнес? Бизнес может как работодатель поддерживать заболевших сотрудников. Не увольнять, а поддерживать. Причем поддерживать вслух, чтобы человеку не надо было прятаться.
Бизнес может поддерживать наш проект. Нам нужны бизнес-партнеры, которые помогут нам развивать проект как структурно, так и географически. В одиночку нам такую большую задачу не решить, поэтому мы за коллаборации — с медицинским сообществом, социально ответственным бизнесом, медиа, НКО, пациентскими организациями.
Нам, чтобы развиваться, нужен краудфандинг. Но краудфандить легко на голубоглазую пятилетнюю девочку Машу, которой срочно нужна операция.
А на изменение общественного сознания и повышение качества жизни онкопациентов — очень сложно. Но мне радостно, что бизнес нас все-таки поддерживает, нам удается объяснять крупным компаниям, почему то, что мы делаем, важно. Нас поддерживают фармацевтические компании, операторы наружной рекламы. Поддержка медиа тоже очень важна, потому что без нее невозможно продвигать в обществе идеи толерантного отношения к онкопациентам.
Я вот еще думаю: женщины из разных списков — из шорт-листа премии, из списка богатейших, — объединяйтесь! Если вам близок наш проект, есть разные варианты посотрудничать. Потому что, я считаю, женщины должны помогать женщинам.
Реклама на Forbes
Женский портрет на фоне рака: Ольга Павлова помогает онкобольным фототерапией
Когда Ольга узнала свой диагноз, не сразу осознала, что это очень серьезно. Какой рак в двадцать лет? Она влюблялась, тусовалась, веселилась. Может быть, поэтому она прожила первый эпизод болезни достаточно легко.
В больнице ее навещали друзья.
Химия съела волосы, но Ольга нисколько не стеснялась стрижки под ноль. А потом рак вернулся. Неожиданно. Громом в безоблачный день. И тогда началась борьба за жизнь. К счастью, не в одиночку. Ей не говорили дежурных слов типа «держись». Просто близкие люди, семья и друзья, в самый важный момент встали рядом.
— Ольга, вам лично понадобилось 15 лет, чтобы рассказать публично о том, что вы болели раком. А тогда вы бы согласились сниматься?
— Я была очень молодая тогда и любила фотографироваться лысой. Все мои знакомые, и ближние и дальние, знали, что у меня рак. Тогда не было соцсетей, чтобы об этом говорить публично. К тому же я не была известным человеком, а когда стала звездным фотографом, мне и в голову не приходило рассказывать про свой рак.
— Помню, как много лет назад журнал «Штерн» печатал откровенные фотографии женщин, переживших ампутацию груди. Меня потрясла их смелость.
— На Западе эта тема давно перестала быть запретной, что, конечно, очень важно.
Рак молочной железы — наиболее частая форма болезни. Это очень инвалидизирующая и травмирующая история для женщины — оказаться без груди. Сегодня для женщин с этим диагнозом существуют многочисленные группы поддержки. Но рак разнообразен. Тем, кто заболел другим видом рака, куда деваться? Женщинам со злокачественной опухолью желудка вообще некуда пойти. Для них ничего нет.
— Все-таки болезнь, особенно тяжелая, — дело интимное. Что именно вас подтолкнуло показать женщин в самый драматичный момент их жизни?
— За двадцать лет работы фотографом я делала много разных важных тем, но меня ни в одной из них не устраивал размах, очень мало людей об этом узнавало. А потом на одном мероприятии я услышала жуткие истории женщин, заболевших раком: про ушедших мужей, принуждение к сексу, увольнения. Мы знаем, мужья часто уходят от больных детей, но фраза, что вот жена стала лысая и страшная и потому жить с ней нельзя, меня просто разозлила.
Злость — очень продуктивное чувство. Мне захотелось, чтобы красоту женщин, прошедших через тяжелое лечение, увидела вся страна.
— Кто они — женщины, решившиеся не только открыто говорить о своей болезни, но и сниматься?
— Они жизнелюбивые, очень открытые, азартные. Мне хотелось снять тех, кто выздоровел, чтобы показать: рак не приговор. Нас много — живых, здоровых, родивших детей, влюбленных, успешных. А потом вдруг пришли те, кто сейчас на поздних стадиях болезни, и сказали, что им обидно: они ведь продолжают лечиться. Самые жизнерадостные люди с четвертой стадией. Одна женщина мне написала: «Завтра у меня операция, хочу сфотографировать свои сиськи на прощанье!»
— А звезды готовы открыться?
— С ними огромная проблема, потому что они все молчат. Говорят единицы. Я всегда привожу в пример звезд Голливуда. Там болел раком каждый третий, никто не делал из этого секрета.
Юлия Ш. актриса, знакомая многим по популярным сериалам.
Ей 37 лет, рак груди.
…Ее история ей самой казалась киносюжетом. Плохим, приземленным, тягостным. Потому что с самого начала это было как в кино. Врач, который торопился и отводил глаза. Он сказал: «У меня две новости, плохая и хорошая. У вас рак. Стадия ранняя. Вот список анализов на операцию. Следующий». Юлия была для него очередной пациенткой. Одной из многих женщин, что с опрокинутыми лицами и взглядами, обращенными внутрь, ждали своей очереди в кабинет с табличкой «врач-онколог».
Ей сразу захотелось переснять это кино, сыграть свою роль. «Сейчас понимаю, что это была самозащита. Как актриса, ушла в термины, которые люблю и понимаю, — Юлия рассказывает свою историю. — Пост еще в соцсетях написала, мол, утвердили на главную роль. Запутала всех. Но мне тогда так было нужно. Эта «игра в кино» давала дистанцию для наблюдения и сопереживания. Если рак с тобой, то сразу страшно и тяжело. Если с персонажем — страшно и интересно. Я же делом занята, все внимание там: что Она сейчас чувствует, что новое в себе открывает (спойлер — ничего), как Она справляется, чем Ей можно помочь.
Разговоры в очередях и советы «профессиональных пациентов» не помогают. Подробности чужих операций, протоколов, ИГХ не помогают. Сообщения «как ты?» и «держись!» не помогают. Снотворные и успокоительные — без толку. Зато помогают шутки про рак и разговоры с любимыми. Можно еще объявлять cancer-free завтрак. Это когда хотя бы 20 минут в день хотя бы один раз в неделю нельзя говорить про рак. Невероятно трудно, но можно».
— У нас мужчины в этом плане смелее. Мы знали о болезни Дмитрия Хворостовского, Михаила Задорнова, Иосифа Кобзона.
— Знаменитости всегда в центре внимания, к ним прикован интерес общества, они всегда на виду. Им очень трудно что-то скрыть. Вспоминается история с одним известным бизнесменом. Когда он молчал, у него стали падать акции — слухи-то ходили. Но стоило ему публично озвучить свой диагноз, как акции пошли вверх.
— Все-таки для участия в фотосессии необходим определенный внутренний ресурс, не только желание, но и силы. Приходили женщины, которые очень плохо себя чувствовали?
— Приходили. Одна практически лежачая больная пишет: «Я так хочу сняться, но мне надо встать! Мне подбирают новую терапию!» Вскоре получаю от нее сообщение: «Я встала и неделю буду себя нормально чувствовать. Давай скорее планировать съемку!» Приехала Мария Л. из Зеленограда со словами: «Утром думала не встану!» Она сидеть не может, ей либо лежать, либо ходить. Я спросила, как она добиралась? На такси? Нет, приехала на электричке! Потом она снова стала хуже себя чувствовать, и я подумала: «Как здорово, что мы успели!» Была героиня, которая принесла с собой туфли на очень высоком каблуке. Рассказывает: «У меня побочка была после химии, ноги отнялись. Только что начала ходить, поэтому в туфлях просто посижу!» Она пришла в очень красивой юбке, и я ей предложила просто тихонечко взмахнуть этой юбкой.
Через полчаса мы танцевали. Это не чудо из разряда «встала и пошла», просто во время съемки так увлекаешься, что забываешь о боли.
— Рак не лечится одним уколом, но именно он вызывает настоящий ужас. Диагноз до сих пор как стигма, как клеймо. Хотя есть болезни, на мой взгляд, ничуть не легче, даже тяжелее, с травмирующими последствиями. Инсульт, рассеянный склероз…
— Деменция тоже хуже рака. Проблема в том, что рак по-прежнему считается приговором, а лечение от этого заболевания очень тяжелое. Даже врачи говорят «страшный диагноз». Он не страшный, а сложный. Можно вылечиться, если человек не запустил свою болезнь до 4-й стадии. Но сегодня и это не приговор.
— У вас уже десятки историй с фотографиями. Какая произвела самое сильное впечатление?
— Я не снимала еще эту героиню, но ее история меня потрясла. Это Ана Мелия, она журналист и писатель, сейчас живет в Мюнхене. Она напечатала книжку про свой рак «Стучитесь, открыто! Как я боролась с раком, потеряла надежду и нашла себя».
Она написала мне, что хочет разместить у нас свою историю, потому что считает очень важным не делать культ победителей — тех, кто расстался с химией. Огромное количество людей живут с 3-й и 4-й стадиями и продолжают борьбу за жизнь.
…Ане сейчас 37. В 29 лет ей поставили диагноз рак груди. Она прошла более 200 курсов химиотерапии, десятки операций, облучение. Испробовала все методики и лекарства, которые сегодня доступны. Сейчас участвует в клиническом исследовании нового препарата. «Признаться честно, даже спустя столько лет мне больно осознавать, что не повезло — не повезло проскочить, вылечиться, оставить эту историю позади, но я поняла, что, видимо, это и есть мой путь — стать поддержкой для тех, кто оказался в похожей ситуации. Я много пишу на эту тему. Мой манифест — это безусловная поддержка женщин, которые оказались втянуты в эту борьбу. Я искренне считаю, что это требует особого мужества и стойкости — отвечать на вопросы «ты же уже лечилась, почему опять химия?», «может, тебе стоит сменить врача?» или (мое любимое!) «а может, дело в психосоматике?» Я ценю каждый прожитый день, я благодарна лечению, что смогла увидеть, как мои дети подросли, и быть с ними, я и дальше хочу жить несмотря ни на что».
— Ваши героини выглядят победно, от них свет идет. А какие они в жизни?
— Я не приукрашиваю, не обрабатываю в фотошопе — они такие и в жизни. Меня упрекали, что, мол, у богатых женщин другие возможности, они могут получить помощь в лучших западных клиниках. Большинство моих героинь лечились по ОМС в России. У всех этих женщин общая черта — они любят жизнь, не ноют, не стонут. Были такие, приходили с претензиями: «Почему вы не говорите про взятки, молчите про плохую медицину, про очереди?» Это люди, которые всем недовольны, и они ко мне не приходят, отваливаются. А пример моих героинь, которые принимают жизнь во всех ее красках, очень вдохновляет других. Мне писали: «Где ж вы были, когда я только собиралась лечиться? Мне тогда хотелось умереть от ужаса…» Конечно, в одиночку бороться тяжело. Важна поддержка семьи, друзей, общества.
— Не у всех есть эта поддержка. И с работы под разными предлогами увольняют, и мужья бросают. Или от жизнелюбивых и сильных женщин не уходят?
— Многие разводятся. Уходят слабаки. Мужчины вообще тяжело переносят болезни. А это такая сильная душевная боль, когда не знаешь, как помочь, не умеешь поддержать. Психологическая помощь онкологическим больным не включена в ОМС, в отличие от тех, у кого туберкулез или ВИЧ. Подавляющему большинству женщин в период болезни просто необходима психологическая поддержка, которая должна быть неотъемлемой частью лечения онкопациента. Фототерапия — конкретный способ психологической поддержки.
— Мне кажется, все эти женщины несут важную миссию — они доказывают, что после диагноза рак жизнь продолжается. Причем не только в молодом возрасте!
— Меня очень радует, когда приходят возрастные героини. Жизнь делает такой вираж, что весь предыдущий опыт не помогает, потому что он про другое. Но они принимают этот вызов достойно.
…Зое Петровне 63 года. Диагноз рак челюсти. Она заболела зимой 2017 года. Все началось с удаления зуба-восьмерки. Когда ранка не зажила к осени, а мази, полоскания, витамины не помогали, стоматолог направил женщину в онкодиспансер. Очередь к онкологу особая. Тихая, молчаливая, полная отчаяния и страха. «Биопсия подтвердила рак слизистой альвеолярного отростка справа. Паники не было, — рассказывает Зоя Петровна свою историю. — Да, внутри стало холодно, но я не психовала. Нет, я не та женщина, которая в ответственный момент не может взять себя в руки. Ужас, скорее, был в голове, а снаружи ничего такого. Первое, что я подумала: ну что ж, значит, буду принимать меры. Второе: значит, вот сколько мне отмерено… А потом — интересно, а смогу ли я что-то изменить? Зависит ли что-то от нас в нашей судьбе?»
Фототерапия — это преображение! Фото: Ирина ГригорьеваОна буквально заставляла себя двигаться, выгуливала собаку старшей дочери, английского сеттера.
Иногда удавалось даже пробежаться, пусть всего несколько шагов. И случилось чудо — силы стали возвращаться. Тогда Зоя Петровна, ни с кем не советуясь, даже с мужем, решила взять собаку из приюта. Она чувствовала, что для нее это очень важно. Свою Грушу она полюбила безмерно, с первых минут знакомства. В ней крепло желание перемен, хотелось действовать. И Зоя Петровна поняла, что впервые в жизни хочет сесть за руль, водить свою собственную машину. Права она получила еще в молодости, в 20 лет, но почему-то практически не ездила, опасалась. Теперь прыгает в свою «Ниву», усаживает рядом Грушу и отправляется на дачу. У человека словно второе дыхание открылось, будто крылья выросли за спиной. Хотелось жить не останавливаясь. Потом она приняла решение о переезде с мужем в другой город.
— Были героини, для которых эта съемка стала последней, кто ушел навсегда?
— Я не люблю слово «ушел», предпочитаю говорить «умер». Одна девушка умерла, я не успела ее снять, но не от рака, а от ковида.
Мы не можем повлиять на смерть, но в наших силах сделать жизнь этих женщин чуточку лучше. Внешность для женщин очень важна. Они болезненно переживают потерю волос, последствия операций. Им кажется, что они потеряли себя. Но это не так. Некрасивых людей не бывает. Важно увидеть и передать эту красоту.
Смирнова Ольга Алексеевна
Объявление о защите
Дата размещения текста диссертации
10.04.2019
Дата публикации объявления
18.04.2019
Адрес объявления на сайте ВАК
Информация о соискателе
Тип диссертации
Кандидатская
ФИО соискателя
Смирнова Ольга Алексеевна
Название темы диссертации
Оценка интенсифицированных режимов неоадъювантной химиотерапии рака шейки матки IB2-IIB стадий
Шифр научной специальности
14.
01.12 – Онкология
Отрасль науки
Медицинские науки
Шифр диссертационного совета
Д 208.052.01
Название организации
Федеральное государственное бюджетное учреждение «Национальный медицинский исследовательский центр онкологии имени Н.Н. Петрова» Министерства здравоохранения Российской Федерации
Контактная информация
Адрес организации
197758, г.Санкт-Петербург, Песочный, ул. Ленинградская, 68
Телефон организации
(812) 4399555
Дата и время защиты диссертации
18.06.2019
Файлы
Если файл отображается в браузере некорректно или не открывается, сохраните его на компьютер через пункт меню «Сохранить ссылку как.
..»
Информационная справка
Заключение организации (НМИЦ)
Решение диссертационного совета
Отзыв ведущей организации
Сведения о ведущей организации
Отзыв научного руководителя
(Берлев И.В.)
Сведения о научном руководителе
(Берлев И.В.)
Отзыв оппонента
(Максимов С.
Я.)
Сведения об оппоненте
(Максимов С.Я.)
Отзыв оппонента
(Орлова Р.В.)
Сведения об оппоненте
(Орлова Р.В.)
Отзыв на автореферат
(Коломиец Л.А.)
Отзыв на автореферат
(Белогурова М.Б.)
Отзыв на автореферат
(Михайлюк Г.И.)
Результат защиты
Лечить рак у взрослых можно так же эффективно, как у детей — Российская газета
Врачи-онкологи сохраняют не только здоровье пациенту, но и шанс жить полноценной жизнью — рожать и воспитывать детей.
Такое мнение высказал основатель Центра им. Д. Рогачева Александр Румянцев, комментируя вручение премии «Призвание» за разработку системы сохранения фертильности у онкологических больных.
Премию «Призвание» в номинации «За создание нового направления в медицине» получила группа врачей под руководством главного внештатного онколога Минздрава России, генерального директора НМИЦ радиологии Андрея Каприна.
«Многие пациенты Центра им. Рогачева, перенесшие в детстве лечение, потом женятся, выходят замуж, заводят детей. Успешные практики отечественных онкологов свидетельствуют: лечить рак у взрослых можно так же эффективно, как и у детей. Когда наш Центр применил детские протоколы и технологии для лечения людей в возрасте до 30 лет, то добился тех же цифр, которые мы видим в детской онкогематологии — до 92% выздоровевших», — подчеркнул главный детский онколог-гематолог Минздрава РФ Румянцев.
По мнению Александра Румянцева, российской медицине необходим системный подход и разработка программ, в том числе подобных тем, что создала группа врачей под руководством профессора Каприна.
Тогда удастся справиться с демографическими вызовами, которые стоят перед государством, и всерьез говорить о сбережении нации.
Группа детских гематологов-онкологов под руководством Александра Григорьевича Румянцева была удостоена премии «Призвание» еще в 2003 году за создание нового направления в медицине — детской онкогематологии, и разработку нового международного протокола лечения рака крови у детей.
«Кроме того, что Александр Григорьевич создал свою школу, он сделал огромный протокол лечения лейкозов у детей. Как говорит сам Румянцев, до перестройки в нашей стране от детских лейкозов умирало 95% детей. Это был абсолютно смертельный диагноз. Когда поднялся железный занавес, они внедрили немецкий протокол и потом изменила его. И сегодня протокол, который используется в России, в Европе называется «Москва — Берлин». Таких людей, такого уровня у нас, кроме Румянцева, и нет», — отметила врач-терапевт, доктор медицинских наук и ведущая премии «Призвание» Елена Малышева.
Всего на премию «Призвание» в 2021 году поступило 123 работы в семи номинациях.
К финальному голосованию Попечительского совета Премии, в который входит Александр Румянцев, были допущены только работы, получившие единодушное одобрение экспертного сообщества. Среди победителей «Призвания-2021» ведущие медики из разных регионов России — Екатеринбурга, Тюмени, Республики Саха-Якутия, Санкт-Петербурга, Обнинска, а также из Казахстана.
Ученые нашли эффективный метод поиска раковых клеток в крови
https://ria.ru/20211217/sgu-1764040397.html
Ученые нашли эффективный метод поиска раковых клеток в крови
Ученые нашли эффективный метод поиска раковых клеток в крови — РИА Новости, 17.12.2021
Ученые нашли эффективный метод поиска раковых клеток в крови
Параметры лазерного излучения, при которых клетки меланомы нагреваются и порождают ультразвуковые сигналы, установили ученые Саратовского государственного… РИА Новости, 17.12.2021
2021-12-17T07:11
2021-12-17T07:11
2021-12-17T07:11
наука
саратов
саратовский государственный университет
навигатор абитуриента
университетская наука
рак
россия
/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content
/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content
https://cdnn21.
img.ria.ru/images/07e5/0c/10/1764043230_0:220:3072:1948_1920x0_80_0_0_f192e4c21861b452cb06a6e22ccb7390.jpg
МОСКВА, 17 дек – РИА новости. Параметры лазерного излучения, при которых клетки меланомы нагреваются и порождают ультразвуковые сигналы, установили ученые Саратовского государственного университета. Эти сведения будут использованы при создании фотоакустического цитометра, который за несколько минут сможет «просмотреть» значительный объем крови в организме пациента и обнаружить в ней раковые клетки на ранней стадии заболевания без взятия анализов. Результаты исследования опубликованы в Scientific Reports.По словам ученых Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского, смертность от онкологических заболеваний примерно в 90 процентов случаев связана с образованием метастаз, когда раковые клетки из первичной опухоли проникают в лимфатические и кровеносные сосуды и далее распространяются потоками биологических жидкостей по всему организму.
Первичные опухоли во многих случаях успешно удаляются хирургическим путем и неметастатический рак удается вылечить. Однако метастатический рак, при котором в различных органах развиваются многочисленные метастазы, с трудом поддается лечению. В такой ситуации важно как можно раньше обнаружить в крови пациента циркулирующие опухолевые клетки, когда лечение еще эффективно.Метод проточной цитометрии позволяет исследовать кровь по сигналам светорассеяния и флуоресценции. В обычный проточный цитометр помещают пробирку с кровью, и прибор разделяет ее клетки так, чтобы они проходили по одной штуке через тонкую трубочку, освещает их лазером и измеряет, как они при этом светятся и как рассеивают свет лазера. Это позволяет определить, сколько и каких клеток обнаружено в крови, и помогает врачу поставить диагноз.Ученые Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского разрабатывают фотоакустический цитометр для поиска меланомных клеток в крови, сообщила старший научный сотрудник лаборатории биомедицинской фотоакустики Научного медицинского центра университета Ольга Иноземцева.
Если клетки поглощают излучение на длине волны лазера, они нагреваются, происходит тепловое расширение материала и возникает звук, очень похожий на сигнал, который используется в медицинских установках для УЗИ. Специалисты исследовали, при каких параметрах лазера меланомные клетки начинают эффективно нагреваться и порождать ультразвуковые сигналы. Выяснилось, что уровень сигнала сильно зависит от условий и стадии роста раковых клеток.На основании полученных результатов ученые разработали искусственные «раковые» клетки – фантомы, которые начинают «звучать» при таких же параметрах и в целом ведут себя подобно раковым клеткам. Но, в отличие от них, эти фантомы сохраняют все время одинаковый сигнал, что позволяет переносить результаты проведенных измерений с одной установки на другую и использовать их в качестве эталона сигнала.Искусственные «раковые» клетки полностью биосовместимы, исследователи могут вводить их в кровоток лабораторных мышей и «видеть» их с помощью разрабатываемого фотоакустического проточного цитометра.
В настоящий момент исследователи дорабатывают фотоакустические проточные цитометры и уточняют параметры экспериментальной модели, которая позволит перенести технологию измерения с животных на людей.»Наши фантомы позволяют перейти от единичных естественных циркулирующих в крови раковых клеток к десяткам тысяч искусственных, и, таким образом, набрать необходимый для создания базы данных откликов клеток объем информации», – отметила Ольга Иноземцева.Это позволит построить цитометр, который сможет работать не с пробиркой для забора крови, куда попадают буквально считанные раковые клетки, а за 15 минут без забора крови «просмотреть» значительную часть крови, циркулирующей в организме человека. Тем самым значительно увеличится вероятность обнаружить раковую клетку на раннем этапе развития заболевания, отследить, как изменяется их число при терапии пациентов с меланомой и, при необходимости, корректировать лечение.»Фантомы, созданные другими исследователями, значительно отличаются по параметрам от реальных раковых клеток.
Они позволяют обнаруживать себя, откалибровать прибор, но не позволяют переносить параметры экспериментальной модели с животного на человека. Для этого нужны были разработанные нами фантомы», – подчеркнула автор исследования.В ближайшее время ученые займутся созданием модели по поиску раковых клеток непосредственно в крови человека при безопасных параметрах лазера.
https://ria.ru/20210903/tpu-1748355918.html
https://ria.ru/20211124/yufu-1759813362.html
саратов
россия
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
2021
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
Новости
ru-RU
https://ria.ru/docs/about/copyright.html
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
РИА Новости
internet-group@rian.
ru
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e5/0c/10/1764043230_278:0:3009:2048_1920x0_80_0_0_9f6488b35f2312c46c0e04a3e9b27d96.jpgРИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
саратов, саратовский государственный университет, навигатор абитуриента, университетская наука, рак, россия
МОСКВА, 17 дек – РИА новости. Параметры лазерного излучения, при которых клетки меланомы нагреваются и порождают ультразвуковые сигналы, установили ученые Саратовского государственного университета. Эти сведения будут использованы при создании фотоакустического цитометра, который за несколько минут сможет «просмотреть» значительный объем крови в организме пациента и обнаружить в ней раковые клетки на ранней стадии заболевания без взятия анализов.
Результаты исследования опубликованы в Scientific Reports.По словам ученых Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского, смертность от онкологических заболеваний примерно в 90 процентов случаев связана с образованием метастаз, когда раковые клетки из первичной опухоли проникают в лимфатические и кровеносные сосуды и далее распространяются потоками биологических жидкостей по всему организму.
Первичные опухоли во многих случаях успешно удаляются хирургическим путем и неметастатический рак удается вылечить. Однако метастатический рак, при котором в различных органах развиваются многочисленные метастазы, с трудом поддается лечению. В такой ситуации важно как можно раньше обнаружить в крови пациента циркулирующие опухолевые клетки, когда лечение еще эффективно.
3 сентября, 03:00НаукаУченые из России создали универсальное средство лечения ракаМетод проточной цитометрии позволяет исследовать кровь по сигналам светорассеяния и флуоресценции.
В обычный проточный цитометр помещают пробирку с кровью, и прибор разделяет ее клетки так, чтобы они проходили по одной штуке через тонкую трубочку, освещает их лазером и измеряет, как они при этом светятся и как рассеивают свет лазера. Это позволяет определить, сколько и каких клеток обнаружено в крови, и помогает врачу поставить диагноз.
Ученые Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского разрабатывают фотоакустический цитометр для поиска меланомных клеток в крови, сообщила старший научный сотрудник лаборатории биомедицинской фотоакустики Научного медицинского центра университета Ольга Иноземцева.
«Наш цитометр вместо трубочки с отдельными, хорошо разделенными клетками работает непосредственно в крупном сосуде на тыльной стороне руки, где большой поток клеток несется с высокой скоростью. Чтобы «видеть» в крови интересующие нас посторонние объекты, например, циркулирующие опухолевые клетки, мы используем технологию фотоакустики, сочетающую в себе медицинский лазер (похожий используется, например, для лазерной эпиляции) и установку УЗИ».
Ольга Иноземцева
старший научный сотрудник лаборатории биомедицинской фотоакустики Научного медицинского центраЕсли клетки поглощают излучение на длине волны лазера, они нагреваются, происходит тепловое расширение материала и возникает звук, очень похожий на сигнал, который используется в медицинских установках для УЗИ. Специалисты исследовали, при каких параметрах лазера меланомные клетки начинают эффективно нагреваться и порождать ультразвуковые сигналы. Выяснилось, что уровень сигнала сильно зависит от условий и стадии роста раковых клеток.
На основании полученных результатов ученые разработали искусственные «раковые» клетки – фантомы, которые начинают «звучать» при таких же параметрах и в целом ведут себя подобно раковым клеткам. Но, в отличие от них, эти фантомы сохраняют все время одинаковый сигнал, что позволяет переносить результаты проведенных измерений с одной установки на другую и использовать их в качестве эталона сигнала.
«Мы изготовили систему, включающую модельные объекты на основе диоксида кремния и собранных послойно (LbL) капсул, включающих молекулы гемоглобина или природные частицы меланина, в зависимости от требуемых свойств.
Мы хотели сделать их не только похожими на реальные объекты по размеру и форме, но и смоделировать их оптические свойства и, частично, химические соединения, чтобы их можно было обнаруживать с помощью различных методов анализа», – сообщила Ольга Иноземцева.
Искусственные «раковые» клетки полностью биосовместимы, исследователи могут вводить их в кровоток лабораторных мышей и «видеть» их с помощью разрабатываемого фотоакустического проточного цитометра.
В настоящий момент исследователи дорабатывают фотоакустические проточные цитометры и уточняют параметры экспериментальной модели, которая позволит перенести технологию измерения с животных на людей.
«Наши фантомы позволяют перейти от единичных естественных циркулирующих в крови раковых клеток к десяткам тысяч искусственных, и, таким образом, набрать необходимый для создания базы данных откликов клеток объем информации», – отметила Ольга Иноземцева.
24 ноября, 09:00НаукаРоссийские ученые изобрели «коктейль» для восстановления после инсультаЭто позволит построить цитометр, который сможет работать не с пробиркой для забора крови, куда попадают буквально считанные раковые клетки, а за 15 минут без забора крови «просмотреть» значительную часть крови, циркулирующей в организме человека.
Тем самым значительно увеличится вероятность обнаружить раковую клетку на раннем этапе развития заболевания, отследить, как изменяется их число при терапии пациентов с меланомой и, при необходимости, корректировать лечение.
«Фантомы, созданные другими исследователями, значительно отличаются по параметрам от реальных раковых клеток. Они позволяют обнаруживать себя, откалибровать прибор, но не позволяют переносить параметры экспериментальной модели с животного на человека. Для этого нужны были разработанные нами фантомы», – подчеркнула автор исследования.
В ближайшее время ученые займутся созданием модели по поиску раковых клеток непосредственно в крови человека при безопасных параметрах лазера.
Ольга Ойкономиду | Эдинбургский университет
Д-р Ольга Ойкономиду — врач-онколог-консультант — старший преподаватель кафедры медицины рака молочной железы и руководитель группы трансляционных исследований рака молочной железы Основные текущие интересы доктора Ойкономиду включают клинические и трансляционные исследования рака груди.
Исследование в двух словах
Группа доктора Ойкономиду разрабатывает неинвазивные методы анализа рака груди, чтобы лучше понять биологию рака дыхательных путей, определить потенциальные терапевтические цели при раке (раннем и запущенном) и определить раннюю реакцию пациента на лечение.
Программа исследований
Люди | |
| Ольга Ойкономиду | Старший клинический преподаватель медицины рака молочной железы и консультант Медицинский онколог Руководитель группы трансляционных исследований рака молочной железы и главный исследователь |
Натали Уилсон | Концентратор / процессор тканей |
| Сана Шабир | Аспирант |
| Фиона Семпл | Старший научный сотрудник |
Связаться
Ольга[email protected]
Сотрудничество
- Отделение онкологии и патологии, Центр груди Каролинского института, Больница Каролинского университета
- Институт биологической химии, биофизики и биоинженерии, здание Нэсмита, Университет Хериот-Ватт
- Центр сердечно-сосудистых исследований, Эдинбургский университет
Партнеры и спонсоры
- Грант BCI (100000 фунтов стерлингов), сентябрь 2019 г. Со-ИП: Геномика устойчивости к эндокринной терапии — индивидуальный подход к лечению с использованием персонализированного геномного анализа
- Make2ndsCount (190 000 фунтов стерлингов), июнь 2019 г. PI : Идентификация биомаркеров ответа на ингибиторы CDK4 / 6 в последовательных образцах вкДНК от пациентов со вторичным раком груди.Ноябрь 2019
- CRUK Early Cancer Detection Февраль 2018.
- NIHR Национальный институт исследований в области здравоохранения 781 тыс. Фунтов стерлингов (EME) Co-PI: «Cardiac CARE: многоцентровое проспективное рандомизированное открытое слепое исследование конечных точек с контролем сердечного тропонина при комбинированной блокаде ангиотензиновых рецепторов и терапии бета-блокаторами. предотвратить сердечную токсичность у пациентов с раком груди, принимающих антрациклины », 3.5 лет с сентября 2017 года.
- Грант Управления главного научного сотрудника на исследования (220 883 фунта стерлингов) Co-PI : подготовка нового образца для улучшенного анализа ДНК циркулирующей опухоли. 3 года с июля 2015 года.
- MRC Confidence in Concept Scheme — перевод медицинской информатики (60 000 фунтов стерлингов) PI: Биоинформатический анализ пилотного исследования NEO. 2 года с мая 2014 года.
- CRUK Grant-Development Fund (25 000 фунтов стерлингов) PI : для «Исследование NEO: исследование факторов, прогнозирующих ответ на неоадъювантную химиотерапию у пациентов с раком груди».Апрель 2014.
- Внутренний фонд Эдинбургского университета (40 000 фунтов стерлингов) Co-PI : роль магнитно-резонансной фосфорной спектроскопии (31P-MRS) в обнаружении изменений функции сердца, связанных с использованием химиотерапевтических препаратов, используемых для лечения рака груди. Декабрь 2014.
Со-ИП: Геномика устойчивости к эндокринной терапии — индивидуальный подход к лечению с использованием персонализированного геномного анализа 
3 года с июля 2015 года.Если вы хотите сделать пожертвование на трансляционные исследования рака груди, пожалуйста, свяжитесь с
Лейса Томас
Старший сотрудник по вопросам благотворительности, здравоохранения, медицины и ветеринарии
0131 651 4403
лейса.
[email protected]
www.ed.ac.uk/development-alumni
Рак груди, Трансляционные исследования, Геномика, Транскриптомика, вкДНК, метилирование ДНК, Персонализированная медицина.
Trascriptomics, ddPCR, секвенирование по Сэнгеру.
Гастрит OLGA-стадия и риск рака желудка: двенадцатилетнее клинико-патологическое катамнестическое исследование
Задний план: Рак желудка кишечного типа (РЖ) по-прежнему относится к числу злокачественных новообразований с высокой заболеваемостью и летальным исходом.Атрофический гастрит — это область канцеризации, в которой развивается ГК. Текущие форматы гистологической отчетности по гастриту не включают какой-либо (на основе атрофии) рейтинг риска ГК.
Цель: Тестирование OLGA-стадии гастрита (Operative Link for Gastritis Assessment) для прогнозирования неопластического прогрессирования.
Методы: Девяносто три итальянских пациента наблюдались более 12 лет (диапазон: 144-204 месяца).Клинические исследования, серология пепсиногена, эндоскопия и гистология (также оценивающие статус Helicobacter pylori) проводились как при включении (T1), так и в конце периода наблюдения (T2).
Результаты: Все инвазивные или интраэпителиальные неоплазии желудка были последовательно связаны со стадиями высокого риска (III / IV) OLGA. Обнаружена значимая обратная корреляция между средним соотношением пепсиногена и стадией OLGA (тест на тенденцию; P <0.001). OLGA-стадия в T1 предсказывала как стадию OLGA (лог-ранговый тест Каплана-Майера, P = 0,001), так и неоплазию в T2 (лог-ранговый тест Каплана-Майера, P = 0,001).
Выводы: Это долгосрочное последующее исследование является первым доказательством того, что OLGA-стадия гастрита дает важную информацию о клинико-патологическом исходе гастрита и, следовательно, для ведения пациента.
В соответствии с OLGA-стадией и статусом H. pylori, пациенты с гастритом могут быть надежно разделены и лечиться в соответствии с различными рисками рака.
OLGA Gastritis Staging для прогнозирования риска рака желудка: долгосрочное последующее исследование 7436 пациентов
Цели: Гастрит с OLGA-стадией оценивает риск рака желудка (РЖ) в прогрессирующих стадиях (0-IV).Это долгосрочное последующее исследование количественно оценивает риск GC, связанный с каждой стадией OLGA.
Методы: Последовательные пациенты (7436) прошли эзофагогастроскопию (Т-0) с картированной биопсией желудка, стадией OLGA и оценкой статуса H. pylori. Пациенты с неопластическим поражением (инвазивным или неинвазивным) при первичной эндоскопии (и / или в течение 12 месяцев) были исключены.
Все пациенты наблюдались (T-1) путем объединения различных источников клинической / патологической информации (региональные регистры: (i) эзофагогастродуоденоскопии; (ii) отчетов о патологии; (iii) рака, (iv) смертности).Конечной точкой было гистологически задокументированное развитие неоплазии эпителия желудка.
Результаты: На момент T-0 распределение пациентов по стадиям OLGA было: стадия 0 = 80,8%; I этап = 12,6%; II этап = 4,3%; III стадия = 2,0%; IV стадия = 0,3%; Инфекция H. pylori выявлена у 25,9% пациентов. В конце периода наблюдения (среднее значение / медиана = 6,3 / 6,6 года) было зарегистрировано 28 случаев неоплазии (общая распространенность = 0.60 на 10 3 / человеко-лет; интраэпителиальная неоплазия низкой степени злокачественности = 17/28; интраэпителиальная неоплазия высокой степени = 4/28; GC = 7/28). По стадии OLGA при зачислении частота возникновения новообразований составляла: стадия 0 = 1 случай; коэффициент / 10 3 человеко-лет = 0,03; 95% ДИ: 0,004-0,19; I этап = 2 случая; коэффициент / 10 3 человеко-лет = 0,34; 95% ДИ: 0,09–1,36; II стадия = 3 случая; коэффициент / 10 3 человеко-лет = 1,48; 95% ДИ: 0,48-4,58; III стадия = 17 случаев; коэффициент / 10 3 человеко-лет = 19.
1; 95% ДИ: 11,9-30,7; IV стадия = 5 случаев; коэффициент / 10 3 человеко-лет = 41,2; 95% ДИ: 17,2–99,3. Многофакторный анализ, включающий пол, возраст, статус H. pylori и стадию OLGA при зачислении, раскрыл только стадию OLGA в качестве предиктора неопластического прогрессирования (стадия III OLGA: HR = 712,4, 95% ДИ = 92,543-5484,5; стадия OLGA IV: HR = 1450,7 , 95% ДИ = 166,7-12626,0).
Выводы: Среди 7436 пациентов стадии OLGA при включении в исследование достоверно коррелировали с различным риском неоплазии желудка.Исходя из полученных результатов, стадирование гастрита является важным дополнением к протоколам эндоскопического наблюдения, направленным на вторичную профилактику ГК.
Помогите Ольге с затратами на лечение в Германии
(Voir vers le bas pour la version française)НАШЕМУ ДРУГУ ОЛЬГЕ ЛАМБЕРТ НУЖНА НАША ПОМОЩЬ!
Любой, кто когда-либо слышал слова «, у вас РАК », понимает, насколько мучительны эти слова.
Как насчет того, чтобы послушать их 4 раза !! Когда Ольге сказали, что последний курс лечения был неудачным и в Канаде не было доступных вариантов клинических испытаний, она была опустошена, но не побеждена.Надежда восторжествовала, так как ее близкий друг и наперсница нашла врача, который успешно вылечился и мог помочь Ольге. Уловка? Это лечение доступно только в Германии.
НАМ НУЖНА ВАША ПОМОЩЬ В ЭТОМ ПРОИЗВОДСТВЕ
У Ольги четвертый диагноз рака в сентябре прошлого года: она прошла курс химиотерапии, чтобы попытаться уменьшить опухоль в брюшной полости из-за метастатической карциносаркомы матки. К сожалению, это лечение не увенчалось успехом … Оно не только не уменьшилось, но и увеличилось с сентября по декабрь и продолжает расти.
Когда Ольга встретилась со своим онкологом в начале февраля 2021 года, ей сказали, что она не соответствует критериям для участия в каких-либо клинических испытаниях и что в Канаде для нее нет доступных вариантов лечения.
Ее врач не предлагал ей много рекомендаций и не предлагал никаких планов лечения. Она предположила, что Ольга использует Google, чтобы найти возможные медицинские учреждения с возможными клиническими испытаниями. Короче говоря, Ольге пришлось самой искать возможное лечение, если оно вообще есть.
Ольга — гордая мать двоих сыновей и продолжает обеспечивать их сама.Она также в первую очередь ухаживает за своей престарелой матерью. Семья Ольги не избежала этой коварной болезни, и на протяжении всего лечения ей приходилось ухаживать за другими в своем доме. После первоначального диагноза рака груди в 2008 году и последующих диагнозов в 2014, 2018 и 2020 годах Ольге пришлось несколько раз отпускать с работы, что негативно сказалось на ее финансовом положении. Она уже потратила все свои сбережения на поддержку своей семьи во время предыдущего лечения рака.Ольга и ее семья уже находятся в тяжелом финансовом положении, и эта новая надежда на лечение не по средствам.
ЭТО ГДЕ ТЫ: НАМ НУЖЕН ТЫ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ПОМОЩНИКУ!
Часть ее глубокой христианской веры — это призыв к служению; она служит своему сообществу и другим.
Ольга всю свою сознательную жизнь пожертвовала различными сообществами, ведущими организациями, волонтерством, планировала культурные мероприятия, кормила нуждающихся, расширяла возможности молодых девушек и помогала женщинам, пережившим насилие.На протяжении более 25 лет она самоотверженно вносила свой вклад в жизнь общества, и ее огромный труд был признан на многих уровнях. Самая большая награда, которую она могла получить прямо сейчас, — YOUR HELP !
КАК ВЫ МОЖЕТЕ ПОМОЧЬ?
ЛЕЧЕНИЕ : Доктор Карл Айгнер может помочь Ольге с помощью целевой химиотерапии брюшной полости. Так что да, это больше, чем просто НАДЕЖДА! Цель — ремиссия и уменьшение опухоли для хирургического удаления. Это даст Ольге возможность вести здоровый образ жизни, продолжать поддерживать свою семью и помогать своему сообществу.В Канаде нет такого лечения. Поэтому Ольге надо ехать в Германию.
Каждый цикл лечения с недельной госпитализацией стоит 21 250 евро.
Шляпа T стоит 30 507 канадских долларов за лечение . Ольге их нужно четыре. Затем она выздоравливает и восстанавливает свои силы до следующего сеанса лечения, через 3 недели. Поскольку путешествие туда и обратно из Канады невозможно, Ольге необходимо прожить в Германии 4 месяца, что связано с дополнительными расходами и расходами. Ольге также нужен опекун на протяжении всего этого процесса, когда она не в больнице.См. Разбивку расходов ниже:
Лечение: около 122 000 долларов (4 процедуры + пребывание в больнице)
Жилье / питание: прибл. 30 000 долларов США
Транспорт: прибл. $. 8000 (билет с неограниченным сроком действия плюс проезд для минимум 2 человек)
__________________________
ок. $ 160,000 CDN
Пожалуйста, сделайте пожертвование, чтобы помочь Ольге добраться до Германии, чтобы она могла победить эту болезнь!
*********************************************
(английская версия находится на высокой странице)
NOTRE AMIE OLGA LAMBERT A BESOIN D’AIDE!
Tous ceux qui ont déjà entendu les mots « vous avez le CANCER » в комплекте с quel point ces mots sont dechirants.
Que diriez-vous de les entender 4 fois ? Lorsqu’Olga a appris que la dernière série de traitements n’avait pas réussi et qu’il n’y avait pas d’options d’essais clinic disponibles au Canada, elle a été dévastée, mais pas vaincue. L’espoir a prevalu lorsque son amie proche et confidente a Trouvé un medecin avec un traitement efficace qui pourrait помощник Ольги. Le problème? Ce traitement n’est disponible qu’en Allemagne et coûte cher.
NOUS AVONS BESOIN DE VOTRE AIDE POUR Y PARVENIR
En septembre dernier, Olga a reçu un quatrième диагностики рака.Elle subi une chimiothérapie pour tenter de réduire une tumeur dans son abdance due to un carcinome utérin métastatique. Malheureusement, ce traitement n’a pas réussi … non seulement la tumeur n’avait pas rétréci, mais elle avaitrossi entre septembre et décembre et continue derossir.
Lorsqu’elle a rencontré son oncologue début février 2021, Olga a appris qu’elle n’était pas adjective à un essai Clinique et qu’il n’y avait pas d’autres options de traitement disponibles pour elle au Canada .
Son médecin ne lui a pas offert de возможных предложений de soins et ne lui a Proposé aucun plan de traitement. Сын, который преподает нам подсказку, использует Google для поиска медицинских центров, предоставляющих возможности для клинических исследований. En bref, Ольга été laissée à elle-même pour Trouver Un Traitement Potentiel, le cas échéant.
Ольга Эст-ла-Фьер-Маман-де-Де-Фи-де-Эль-Д-Э-Л-Э-Э-ЛИ-Э-ЛИ-С’ОККУПЕР. Elle est également l’unique aidante pour sa mère du 3e âge. La famille d’Olga n’a pas été épargnée par cette maladie insidieuse et durant ses traitements elle continuous de prendre soin de sa maisonnée.Заместитель главного врача по диагностике рака в 2008 году и в жизни в 2014, 2018 и 2020 годах, Ольга и доктор медицинских наук, сообщила, что в ЕС не оказали негативного воздействия на финансовую ситуацию. Elle a déjà dépensé toutes ses économies для лечения семейных предрассудков по борьбе с раком. Ольга и та семья, которая не знает, что такое дежа в ситуации, когда финансовая подготовка и т.
Д., Новая традиция, которая есть в моей жизни.
NOUS IMPLORONS VOTRE GÉNÉROSITÉ POUR SUPPORTER CELLE QUI A CONSACRÉ SA VIE POUR AIDER LES AUTRES
L’appel au service fait partie de sa foi chrétienne profonde, de même aut les que d’air.Ольга, бывшая виновницей совершеннолетия, à donner à diverses communautés, elle a dirigé des организаций, fait du bénévolat, planifié des événements culturels, nourri des personnes dans le besoin, внесла свой вклад в ценность молодых женщин и помогала выжившим женщинам. Подвеска плюс 25 лет, все, что нужно знать о сообществе и делах. Ses activités ont été reconnu à plusieurs niveaux. Une personne telle, qu’on pense qu’aux autres, ne mériterait-elle pas qu’on pense à elle? La plus belle récompense qu’elle pourrait Recevoir en ce moment est ПОМОЩЬ ГОЛОСОВАНИЯ !
КОММЕНТАРИЙ POUVEZ-VOUS AIDER?
ОБРАЗЕЦ: доктор Карл Айгнер peut aider Olga grâce à une chimiothérapie abdominale ciblée.
Donc, il y a plus que de l’ESPOIR! L’objectif est la rémission et le rétrécissement de la tumeur afin qu’elle puisse être enlevée chirurgicalement. Cela permettra à Olga de mener une vie saine, продолжатель à soutenir sa famille et d’aider sa communauté. Il n’existe aucun traitement de ce genre au Canada, c’est la raison pour laquelle Olga doit se rendre en Allemagne.
Chaque cycle de traitement coûte 21 250 евро. Стоимость 30 507 долларов США по цене .Olga en aura besoin de quatre, chacun appepagné d’un séjour d’une semaine à l’hôpital, ensuite elle REPENDRA DES Force jusqu’au prochain traitement, 3 семена плюс поздний. Comme il n’est pas possible de faire l’aller-retour entre le Canada et l’Allemagne, Olga devra vivre en Allemagne pendant 4 mois consécutifs, ce qui entraînera des frais Supplémentaires. Elle aura également besoin d’une personne soignante, qui l’aidera tout au long du séjour pendant les périodes où elle est en dehors de l’hôpital.
Voici la répartition des coûts:
Характеристики: около 122 000 $ (4 вида + сад в больницу)
Размещение / питание: 30 000 долларов США
Транспорт: 8 000 долларов США (billet ouvert + le voyage pour au moins 2 personnes)
_____________________
около 162000 долларов Canadiens
S’il vous plaît, veuillez faire un don pour aider Ольга, чтобы быть в Allemagne et vaincre cette maladie! Nous vous en sommes très разведчики!
Ольга Матылевич | IGCS
Ольга Матылевич
Н.Национальный онкологический центр Беларуси им. Н. Александрова
Минск, Беларусь
Где вы прошли обучение? Или расскажите о своем опыте работы в гинекологии.
В 1992 году окончила Гомельское медицинское училище. Училась в первом выпускном классе этого медицинского училища. Он открылся после чернобыльской катастрофы.
Гомель расположен в 85 милях к северу от Чернобыля, и его регион был одним из наиболее пострадавших от радиоактивных осадков. В 2001 году закончила ординатуру и стажировку по гинекологической онкологии в Национальном онкологическом центре Беларуси им. Н.Н. Александрова.Я совмещал это обучение с программой докторантуры, в том же году защитил диссертацию и присоединился к исследовательскому отделу Онкологического центра.
Почему вы решили продолжить карьеру гинеколога-онколога или что в этом вас заинтересовало?
Моя мама была гинекологом-онкологом. Более 40 лет работала в Гомельском областном онкологическом диспансере. Когда я был ребенком, мы навещали ее в больнице и приносили ужин, когда она делала ночные звонки и звонки по выходным. У нее была очень близкая группа друзей и коллег.Их званые обеды всегда были наполнены обсуждением клинических случаев. Так что я никогда не задавался вопросом, какой карьерный путь я выберу, просто это было связано с территорией.
Расскажите о своей работе с женским раком: повседневные занятия и / или специальные проекты.
Утро обычно начинается с клинических обходов, за которыми следуют хирургические операции в операционной или осмотр новых и последующих пациентов в клинике. Я провожу семинары с региональными больницами, чтобы рассмотреть сложные случаи и помочь им составить протоколы лечения.Развитие лечения рака шейки матки в Беларуси — один из проектов, в которых я активно участвовал в последние несколько лет.
Расскажите о человеке или людях, которые больше всего вдохновляли вас в вашей карьере.
Мои первые уроки в операционной проводила мама во время интернатуры. Но когда я переехала в Минск, профессора Екатерина Вишневская (в то время заведующая отделением гинекологической онкологии) стала моим профессиональным и жизненным наставником. Она была в старые времена. Она лечила пациента, а не болезнь.Она также потребовала полной отдачи учебе и работе, почти не оставляя времени на жизнь за пределами больницы.
Она написала множество лечебно-диагностических пособий и монографий. Она вдохновила меня посвятить большую часть своей карьеры медицинским исследованиям.
Какая часть вашей карьеры приносит наибольшее удовлетворение?
Я считаю, что наиболее плодотворной частью моей карьеры является внедрение и развитие хирургических операций по сохранению фертильности для гинекологических онкологических больных в Беларуси. Диагноз рака губителен сам по себе, но еще больше больно для женщины, которая хочет иметь детей.Работа над достижениями в этой области была самой полезной частью моей работы.
Что является одной из самых больших проблем в лечении рака гинекологии в вашем регионе? Каких ресурсов не хватает?
Самой большой проблемой в сфере лечения рака гинекологии в Беларуси сейчас является отсутствие национальной программы скрининга на рак шейки матки. Нам не хватает необходимого диагностического оборудования на объектах и в организационной структуре в целом.
Как долго вы были участником и как стали участниками IGCS?
Я присоединился к IGCS в 2017 году, а в 2018 стал членом Руководящего комитета IGCS по образованию.Мое знакомство с IGCS произошло, когда я стал участником проекта ECHO. В ходе нашей конференции я познакомился с руководством и инфраструктурой этого сообщества преданных своему делу женщин-онкологов.
Есть ли история / пример того времени, когда вы особенно гордились своим участием в IGCS?
Я думаю, что атмосферу подлинного сотрудничества между членами можно ценить каждый день по-разному. Я горжусь членами нашей местной команды, которые представляют кейсы на собраниях ECHO и пишут протоколы исследований и презентации.Мы безмерно ценим всю помощь, которую получаем от наших коллег по всему миру. Я очень ценю наставничество доктора Кэтлин Шмелер из онкологического центра доктора медицины Андерсона Техасского университета в Хьюстоне, штат Техас (США), и докторов. Джубили Браун и Вендель Науманн из Института рака Левина Медицинского центра Каролины в Шарлотте, Северная Каролина (США).
Часть их наставничества включает размещение членов нашей команды в их отделах для наблюдений и стипендий, а также работу над исследовательскими публикациями.
Есть ли у вас хобби или есть какой-нибудь интересный факт из вашей жизни, которым вы хотели бы поделиться?
Мой муж заядлый садовник, и мне нравится ему помогать. В свободное время мы ухаживаем за клумбами, фруктовыми деревьями и овощами в теплицах. Я стараюсь приносить семена для нашего сада из каждого места, где бываю. Декоративные семена индийской кукурузы, которые я привезла из поездки в Техас для наблюдения в онкологическом центре имени доктора медицины Андерсона, пользовались большим успехом среди друзей.
Что является уникальным или забавным фактом о культуре вашей страны или сообщества?
Когда мы путешествуем за границу и представляемся, многие люди, которых я встречаю, даже не знают, где находится Беларусь. Однако мы гордимся тем, что являемся родиной пяти лауреатов Нобелевской премии мира: Саймона Кузнеца (экономические науки в 1971 году), Жореса Алферова (физика в 2000 году), Шимона Переса (премия мира в 1994 году), Менахема Бегина (премия мира в 1997 году).
и Светлана Алексиевич (Литература 2015). Пожалуй, самый известный из всех выходцев из Беларуси — Марк Шагал, мастер авангардного искусства.
Есть ли в вашей стране / регионе традиционные еда или напитки? Вам нравится это?
Картофель — один из основных продуктов белорусского меню. У нас редко бывает еда без картофельного блюда. У нас есть более тысячи рецептов картофеля на выбор, например, слоеный картофельный пирог, называемый тукмачи, и мясные пельмени, завернутые в картофель, называемые калдуны. Мой фаворит — драники, тертые картофельные оладьи со сметаной или беконом.
См. Другие обзоры участников.
Хотели бы вы быть в центре внимания участников? Мы будем рады услышать вашу историю! Заполните эту форму.
Значение промежуточных систем OLGA и OLGIM в оценке риска рака желудка: систематический обзор и метаанализ
Ферлей Дж., Сурджоматарам И., Дикшит Р., Эзер С., Мазерс К., Ребело М., Паркин Д.
М., Форман Д., Брей Ф. Заболеваемость раком и смертность от рака во всем мире: источники, методы и основные закономерности в GLOBOCAN 2012. Int J Cancer. 2015; 136 (5): E359–86.
Артикул PubMed CAS Google Scholar
Карим-Кос HE, de Vries E, Soerjomataram I, Lemmens V, Siesling S, Coebergh JW. Последние тенденции рака в Европе: комбинированный подход к оценке заболеваемости, выживаемости и смертности для 17 очагов рака с 1990-х годов. Eur J Cancer. 2008. 44 (10): 1345–89.
Артикул PubMed Google Scholar
Correa P, Haenszel W, Cuello C, Tannenbaum S, Archer M. Модель эпидемиологии рака желудка. Ланцет. 1975. 2 (7924): 58–60.
Артикул PubMed CAS Google Scholar
Correa P, Piazuelo MB. Предраковый каскад желудка. J Dig Dis. 2012; 13 (1): 2–9.
Артикул PubMed PubMed Central Google Scholar
Уэмура Н., Окамото С., Ямамото С., Мацумура Н., Ямагути С., Ямакидо М., Танияма К., Сасаки Н., Шлемпер Р.Дж. Инфекция Helicobacter pylori и развитие рака желудка. N Engl J Med. 2001. 345 (11): 784–9.
Артикул PubMed CAS Google Scholar
Сиотани А., Харума К., Уэдо Н., Ииши Х., Исихара Р., Тацута М., Кумамото М., Накаэ И., Исигуро С., Грэм Д. Я. Гистологические маркеры риска некардиального раннего рака желудка. Картина экспрессии муцина и рака желудка. Арка Вирхова. 2006. 449 (6): 652–9.
Артикул PubMed Google Scholar
Rugge M, Genta RM. Стадия и классификация хронического гастрита. Hum Pathol. 2005. 36 (3): 228–33.
Артикул PubMed Google Scholar
Capelle LG, de Vries AC, Haringsma J, Ter Borg F, de Vries RA, Bruno MJ, van Dekken H, Meijer J, van Grieken NC, Kuipers EJ.
Определение стадии гастрита с помощью системы OLGA с использованием кишечной метаплазии в качестве точной альтернативы атрофическому гастриту. Gastrointest Endosc. 2010. 71 (7): 1150–8.
Артикул PubMed Google Scholar
Rugge M, Correa P, Di Mario F, El-Omar E, Fiocca R, Geboes K, Genta RM, Graham DY, Hattori T, Malfertheiner P, Nakajima S, Sipponen P, Sung J, Weinstein W , Вьет М.OLGA Стадия гастрита: учебное пособие. Dig Liver Dis. 2008. 40 (8): 650–8.
Артикул PubMed CAS Google Scholar
Rugge M, de Boni M, Pennelli G, de Bona M, Giacomelli L, Fassan M, Basso D, Plebani M, Graham DY. Гастрит OLGA-стадия и риск рака желудка: двенадцатилетнее клинико-патологическое исследование. Алимент Pharmacol Ther. 2010; 31: 1104–11.
PubMed CAS Google Scholar
Dinis-Ribeiro M, Areia M, de Vries AC, Marcos-Pinto R, Monteiro-Soares M, O’Connor A, Pereira C, Pimentel-Nunes P, Correia R, Ensari A, Dumonceau JM, Machado JC, Macedo G , Малфертхайнер П.
, Матисяк-Будник Т., Мегро Ф., Мики К., О’Морайн С., Пик Р.М., Пончон Т., Ристимаки А., Рембакен Б., Карнейро Ф., Койперс Э. Дж., Европейское общество гастроинтестинальной эндоскопии; Европейская группа изучения хеликобактер; Европейское общество патологов; Sociedade Portuguesa de Endoscopia Digestiva. Ведение предраковых состояний и поражений желудка (MAPS): рекомендации Европейского общества эндоскопии желудочно-кишечного тракта (ESGE), Европейской исследовательской группы по хеликобактерам (EHSG), Европейского общества патологов (ESP) и Sociedade Portuguesa de Endoscopia Digestiva (SPED). ).Эндоскопия. 2012. 44 (1): 74–94.
Артикул PubMed CAS Google Scholar
De Re V, Orzes E, Canzonieri V, Maiero S, Fornasarig M, Alessandrini L, Cervo S, Steffan A, Zanette G, Mazzon C, De Paoli P, Cannizzaro R. Пепсиногены для различения пациентов с желудочными расстройствами. кишечная метаплазия и инфекция Helicobacter pylori среди групп риска по развитию рака желудка.
Клин Транс Гастроэнтерол. 2016; 7 (7): e183.
Артикул PubMed PubMed Central Google Scholar
Molaei M, Ehtiati A, Mashayekhi R, Rafizadeh M, Zojaji H, Mirsattari D, Kishani Farahani R. Атрофия желудка: использование системы стадирования OLGA на практике. Gastroenterol Hepatol Bed Bench. 2016; 9 (1): 25–9.
PubMed PubMed Central Google Scholar
Эль-Зимаити М.Х., Ридделл Р.Х., Абудайе С., Грэм Ю.Д. Точность диагностики атрофии желудка: сравнение OLGA с системой Бейлора. Lab Invest. 2009; 89: 128A.
Google Scholar
Stroup DF, Berlin JA, Morton SC, Olkin I, Williamson GD, Rennie D, Moher D, Becker BJ, Sipe TA, Thacker SB. Метаанализ наблюдательных исследований в эпидемиологии: предложение для отчетности. Группа «Метаанализ наблюдательных исследований в эпидемиологии» (MOOSE).
ДЖАМА. 2000. 283 (15): 2008–12.
Артикул PubMed CAS Google Scholar
Wells G, Shea B, O’Connell D, Peterson J, Welch V, Losos M, Tugwell P (2009) Шкала Нью Касла – Оттавы (NOS) для оценки качества нерандомизированных исследований мета- анализ.http://www.ohri.ca/programs/clinical_epidemiology/oxford.asp. Доступно 5 апреля 2017 г.
Станг А. Критическая оценка шкалы Ньюкасла-Оттавы для оценки качества нерандомизированных исследований в метаанализ. Eur J Epidemiol. 2010. 25 (9): 603–5.
Артикул PubMed Google Scholar
Азиз О., Константинидес В., Теккис П.П., Атанасиу Т., Пуркаястха С., Параскева П., Дарзи А.В., Хериот АГ.Лапароскопическая и открытая хирургия рака прямой кишки: метаанализ. Энн Сург Онкол. 2006. 13 (3): 413–24.
Артикул PubMed Google Scholar
Хиггинс Дж. П., Томпсон С. Г.. Количественная оценка неоднородности в метаанализе. Stat Med. 2002. 21 (11): 1539–58.
Артикул PubMed Google Scholar
DerSimonian R, Laird N. Мета-анализ в клинических испытаниях.Контрольные клинические испытания. 1986. 7 (3): 177–88.
Артикул PubMed CAS Google Scholar
Сато К., Осава Х., Йошизава М., Накано Х., Хирасава Т., Кихира К., Сугано К. Оценка атрофического гастрита с использованием системы OLGA. Helicobacter. 2008. 13 (3): 225–9.
Артикул PubMed Google Scholar
Чой И., Чо С., Кук М., Ким С., Ли Дж. Валидатон системы определения стадии гастрита OLGA для оценки риска рака желудка в регионе высокой распространенности: исследование случай-контроль.Helicobacter. 2012; 17: 76.
Артикул Google Scholar
Cho SJ, Choi IJ, Kook MC, Nam BH, Kim CG, Lee JY, Ryu KW, Kim YW. Определение стадии рака кишечника и диффузного рака желудка с помощью систем стадирования OLGA и OLGIM. Алимент Pharmacol Ther. 2013. 38 (10): 1292–302.
Артикул PubMed Google Scholar
Кодама М., Мураками К., Окимото Т., Абэ Х., Сато Р., Огава Р., Мизуками К., Сиота С., Накагава И., Сома В., Арита Т., Фудзиока Т.Гистологические характеристики слизистой оболочки желудка до эрадикации Helicobacter pylori могут указывать на рак желудка. Сканд Дж Гастроэнтерол. 2013. 48 (11): 1249–56.
Артикул PubMed Google Scholar
Цай Ю.К., Сяо У.Х., Ян Х.Б., Ченг Х.С., Чанг В.Л., Лу СС, Шеу Б.С. Индекс гастрита с преобладанием тела может служить ранним маркером инфицированных Helicobacter pylori пациентов с риском рака желудка. Алимент Pharmacol Ther.2013; 37 (10): 969–78.
Артикул PubMed Google Scholar
Чжоу Й, Ли Х., Чжан Дж.Дж., Чен XY, Ге ZZ, Ли ХБ. Оперативное звено на стадии оценки гастрита является подходящим предиктором раннего рака желудка. Мир Дж. Гастроэнтерол. 2016; 22 (13): 3670–8.
Артикул PubMed PubMed Central Google Scholar
Мики К. Скрининг рака желудка с помощью комбинированного анализа на сывороточные антитела IgG к Helicobacter pylori и уровни пепсиногена в сыворотке — «метод ABC».Proc Jpn Acad Ser B Phys Biol Sci. 2011; 87 (7): 405–14.
Артикул PubMed PubMed Central Google Scholar
Шин В.Г., Ким Х.Ю., Сонг Х.Д. и др. Стратегия эпиднадзора за атрофическим гастритом и кишечной метаплазией в стране с высокой распространенностью рака желудка. Dig Dis Sci. 2012. 57 (3): 746–52.
Артикул PubMed Google Scholar
Китайское общество гастроэнтерологов.
Китайский национальный консенсус по хроническому гастриту. Чин Дж. Гастроэнтерол. 2017; 22 (11): 670–87.
Google Scholar
Daugule I, Sudraba A, Chiu HM, Funka K, Ivanauskas A, Janciauskas D, Jonaitis L, Kiudelis G, Tolmanis I, Vanags A, Lin JT, Kupcinskas L, Leja M. Биомаркеры желудочной плазмы и оперативные данные ссылка для оценки гастрита стадия гастрита. Eur J Gastroenterol Hepatol. 2011; 23 (4): 302–7.
Артикул PubMed CAS Google Scholar
Quach DT, Le HM, Nguyen OT, Nguyen TS, Uemura N. Тяжесть эндоскопической атрофии желудка может помочь предсказать стадию гастрита при оценке гастрита. J Gastroenterol Hepatol. 2011; 26 (2): 281–5.
Артикул PubMed Google Scholar
Исаев С., Лиепниеце-Кареле I, Янчаускас Д., Моисеев Г., Путнинс В., Функа К., Кикусте I, Ванагс А., Толманис I, Лея М.
Стадия гастрита: соглашение между наблюдателями с использованием систем OLGA и OLGIM. Арка Вирхова. 2014; 464 (4): 403–7.
Артикул PubMed Google Scholar
Ниеминен А., Сиппонен П., Контто Дж., Пуолаккайнен П., Виртамо Дж., Коккола А. Системы стадирования OLGA и OLGIM у мужчин с атрофическим гастритом. United Eur Gastroenterol J. 2015; 3 (5): A296–7.
Google Scholar
Rugge M, Fassan M, Pizzi M, Farinati F, Sturniolo GC, Plebani M, Graham DY. Оперативная ссылка на оценку гастрита и оперативная ссылка на оценку кишечной метаплазии. Мир Дж. Гастроэнтерол. 2011. 17 (41): 4596–601.
Артикул PubMed PubMed Central Google Scholar
Клигерман Ольга Дмитриевна, Д.О. | Компания Hematology-Oncology Associates из CNY
В юном возрасте я знала, что хочу стать врачом. Настал тот момент, когда я увидел по телевизору операцию на открытом сердце.
В старшей школе среди моих любимых предметов были естественные науки. Я поступила в женский колледж в Нью-Йорке, Барнард-колледж, и какое-то время думала, что получу специализацию по религии или женским исследованиям, но никогда не забывала о медицине. В медицинском институте я сначала думала, что стану акушером-гинекологом, вероятно, из-за влияния женщин в моей жизни и после окончания бакалавриата в женском колледже. Вместо этого я выбрал внутреннюю медицину и через несколько недель после стажировки в Университете Миннесоты знал, что продолжу свое медицинское образование в области онкологии и гематологии.Я знал, что это область, которая лучше всего соответствует моей личности и пациентам, с которыми я больше всего связан.
После медицинской школы и ординатуры на Среднем Западе мы с мужем решили переехать поближе к Нью-Йорку, чтобы он мог продолжить учебу в кинопроизводстве. Мы также хотели быть ближе к нашим семьям. Оставить Университет Миннесоты и городов-побратимов, чтобы вернуться на Восточное побережье, было трудным, но положительным решением.
У меня была возможность закончить специальность в Йельском университете, мой муж закончил свою дипломную работу в области кинопроизводства, и мы, наконец, оказались в нескольких минутах езды от центра Нью-Йорка и наших семей.
Наконец, мы закончили мое обучение онкологии и гематологии и учебу моего мужа в кино. Мы думали обо всех местах, куда мы могли бы переехать в стране. Но когда мне представилась возможность присоединиться к ТСЖ, вопросов не было, мы возвращались. Мы знали, что такое позитивное сообщество в Центральном Нью-Йорке, и хотели, чтобы наши дети пережили тот же опыт, что и мы здесь, когда росли. Работа в ТСЖ была для меня невероятным опытом.
Когда я не на работе, я провожу большую часть времени с мужем и тремя сыновьями.Нам нравится быть с нашими большими семьями, и мы стараемся проводить как можно больше времени на свежем воздухе. Мы всегда находим новые места, где можно прогуляться или отправиться в поход, а также новые детские площадки, куда можно поехать с сыном.