Сплетни и: Психологи рассказали, кто чаще всего сплетничает — Российская газета

Тем не менее, большинство наших сплетен безобидны. Около 15% нашей болтовни включает в себя негативные суждения — или то, что исследователи называют «оценочными», — но помимо этого, средний человек просто документирует факты, такие как «она застряла на работе допоздна» или «он должен был пойти на работу». больница.«Такой тип нейтральной болтовни на самом деле помогает нам завязать дружеские отношения, сообщество или узнать информацию, которая жизненно важна для социальной жизни, — сказала Меган Роббинс, профессор психологии Калифорнийского университета в Риверсайде.

« Вы можете установить отношения, поговорив о других людях и узнав о них что-то о других в группе », — сказала она.« Даже в отношении тех сплетен, которые носят оценочный характер, вы говорите: «Я доверяю вам эту информацию» ».

Хотя сплетни часто воспринимаются как женское начало, низкосортное или необразованное времяпрепровождение, Роббинс сказал, что им занимаются все.

«Наши данные опровергли все стереотипы», — сказал Роббинс. «Как социальный вид, мы должны говорить о людях. Мы не живем изолированно, и мы говорим о людях, которых неизбежно иногда нет».

Все сплетничают, и это не все плохо явно не соответствуют действительности.

Когда осуждающие или негативные сплетни могут быть полезны, так это тогда, когда они обеспечивают культурное обучение и заставляют людей вести себя лучше.

Роббинс сказал, что есть убедительные исследования, согласно которым сплетни могут служить проверкой морального поведения людей, сдерживая потенциальных мошенников или бездельников в коллективной среде, потому что мы заботимся о нашей репутации и риске того, что другие будут сплетничать о наших плохих решениях.

Это также может быть способ выяснить неписаные правила. Например, когда мы начинаем новую работу, разговор с кулером помогает нам узнать, какая офисная одежда приемлема, с кем нам не следует работать над командным проектом и можно ли взять отпуск на месяц.

«Обмен сплетнями — это механизм связи, — сказал МакЭндрю. «Это вроде как повышает моральный дух».

«Это то, что мы видим в разных культурах и в разные эпохи, хотя это может иметь различный оттенок», — сказал Торрес.«Многие из них сказали бы:« О, я не хочу принимать участие »или« Мне нужно посмотреть, что я говорю », но потом приходили каждый день и участвовали».

Торрес, который сейчас работает в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, добавил, что сплетни дают нам возможность высказаться о людях, в то же время позволяя нам поддерживать с ними положительные социальные связи. Даже когда сплетни старших казались негативными или грубыми, обычно они исходили из задумчивости.

«У них были друг другу прозвища, некоторые пренебрежительно, но было очевидно, что они думали друг о друге», — сказал Торрес.Например, они называли друг друга по именам, но затем добавляли комментарий по поводу обращения к ним: «Кто-нибудь слышал что-то от старого такого-то?» »

« Был элемент беспокойства, — сказал Торрес. «и они проверяли (друг друга).» . «Но почему мы заботимся о знаменитых людях, которых мы никогда не встречали?В те дни, если вы много знали о ком-то, по определению он был для вас социально важен », — сказал МакЭндрю.

Это особенно актуально сегодня благодаря Интернету и социальным сетям, а это значит, что мы много знаем о людях. мы на самом деле не знаем. Осведомленность об этой информации заставляет наш мозг думать, что знаменитости являются социально важными для нашей жизни. Одно из исследований МакЭндрю показало, что мы даже тяготеем к газетным историям о знаменитостях о людях того же пола и возрастной группы.

«Они наша когорта — они могут быть нашими соперниками или союзниками», — объяснил МакЭндрю. «Сознательно вы знаете, что они не имеют значения, и вы не собираетесь с ними встречаться, но они нажимают те же кнопки в нашем мозгу, что и люди, которые имеют для нас значение».

Сплетни о знаменитостях также дают нам общий язык с другими. Знания поп-культуры дают нам повод для разговоров во время этих неловких светских бесед или на вечеринках, на которых мы не знаем многих людей.

«Вы могли бы даже подумать о том, чтобы не отставать от знаменитостей как о социальном навыке», — сказал МакЭндрю.«Это заставляет вас узнать о вещах, которые волнуют других».

Если вас беспокоит, что ваши сплетни носят чрезмерный или вредный характер, начните с изучения причин, по которым вы считаете, что у вас возникла проблема, сказал МакЭндрю, поскольку, возможно, вы неправильно используете этот навык.

«Плохие сплетники — это либо люди, которые без разбора болтают обо всем, что они услышали, любому, кто будет их слушать, либо это люди с явно эгоистичными намерениями, в которых сплетни предназначены для того, чтобы навредить репутации их соперников», — сказал он.Те, кто делает это хорошо, «кое-что знают, но им доверяют, что они скрытны. На их радаре находится благополучие других».

Если вы заметили, что «ваши сплетни вредит вашим отношениям или отнимаете время у других дел, которые вам нужно делать», — сказал МакЭндрю, — возможно, пришло время сократить. Он посоветовал вам избегать ситуаций или людей, которые пробуждают в вас самое худшее.

Переживите сплетню на своей спине

Когда дело доходит до сплетен — безудержных разговоров о других людях — учителя, конечно, не застрахованы.Школы изолированы, а учителя могут быть рассадником сплетен.

Сплетни не всегда заканчиваются катастрофой — иногда они могут помочь выпустить пар с доверенными коллегами. Но если вы не будете осторожны с типами поднимаемых тем, это может нанести серьезный ущерб школьной культуре, моральному духу и вашей карьере.

Вот несколько советов для учителей, которые постоянно окружены негативными школьными сплетнями или даже предметом их.

В своей статье «Передача слов: к модели сплетен и власти на рабочем месте» Нэнси Курланд и Лиза Хоуп Пеллед отмечают, что негативные последствия сплетен могут варьироваться от эрозии доверия и морального духа до роста беспокойства среди сотрудников. .Это довольно сильный аргумент в пользу того, чтобы избегать сплетен — или, по крайней мере, избегать ситуаций, в которых вы, вероятно, столкнетесь со сплетнями.

Дополнительная литература: 6 стратегий для снятия беспокойства учителя

Есть определенные места в школе, где распространяются сплетни, например, гостиная для учителей или кафетерий для преподавателей. Когда проблемы становятся особенно острыми, я избегаю этих пятен. Я считаю, что сплетни почти всегда подводят меня, и нахождение в таких местах не стоит негатива.

В моей школе много взаимоотношений среди сотрудников. Жена нашего бывшего суперинтенданта была учительницей. Дочь нашего бывшего директора — тренер по обучению грамоте, замужем за другим учителем. Предположим, что в такой тесной среде есть много соединений, о которых вы можете не знать. Не рискуйте говорить о ком-то другом с коллегой — вы никогда не знаете, какие отношения у этого коллеги с человеком, о котором вы сплетничаете.

Рассказывать сказки вне школы всегда опасно. Однажды я был в книжном магазине в нескольких городах от школы. Когда кассир взял мою карточку учителя, он сказал: «О, я слышал, у вас новый директор». Мой ответ был менее чем восторженным. Каково же было мое удивление, когда я позже узнал, что мой кассир был отцом директора. Обсуждение школьных проблем с людьми из вашего сообщества всегда вернется, чтобы укусить вас.Не делай этого.

Мы все слышали истории — вы хотели отправить электронное письмо коллеге, а вы случайно отправили его кому-то другому. Один из моих коллег однажды отправил электронное письмо с рассказом о нашем новом директоре, в котором говорилось: «Можете ли вы поверить, что мы должны мириться с тремя годами этого * # * &?» Как вы уже догадались — она ​​случайно отправила его новому директору.

Психология сегодня указывает на то, что мы склонны «иметь сильную предвзятость к негативу: почти все мы уделяем больше внимания негативной информации, чем позитивной.«Если вы обнаружите, что являетесь целью сплетен, не позволяйте этим негативным эмоциям овладеть вами. Если вам нужно, сядьте и запишите свои разочарования, чтобы вы могли отделиться от них и снова сосредоточиться на том, что важно: студенты.

Если вы хотите противостоять человеку, распространяющему о вас сплетни, Роберт Виллер, исследователь из Стэнфордского университета, предлагает вам «Подойти к человеку сочувствующим, неконфликтным образом, чтобы вы могли завоевать его симпатии». Предложение вашей точки зрения может помочь.

Но больше всего я советую учителям, которые стали предметом сплетен, — сосредоточиться на своей работе и дать вещам время утихнуть. Дорога по шоссе может быть трудной, но, как всегда говорила моя мама, это всегда лучший маршрут.

Несколько лет назад рассерженный политик-подражатель в моем городе распространил слухи обо мне, когда услышал, что я не сторонник. Когда я узнал о них, я пошел прямо к своему суперинтенданту, который однозначно поддержал меня.Мне повезло, что у меня была отличная система поддержки. Я игнорировал сплетни и сосредоточился на своих учениках, вкладывая себя в работу. Через несколько недель слухи утихли, и политик был унижен. Больше он никогда не баллотировался на посты.

Если вы стали жертвой особо неприятных сплетен, возможно, вы захотите установить прямую связь с теми, кто имеет значение. Однако не нужно защищаться перед всеми. Не проливайте бензин на сплетни, постоянно рассказывая о них. Сплетни без топлива со временем утихают.

Лучший совет учителям — вообще избегать сплетен. Если вы увлечетесь, люди будут интересоваться, что вы говорите о них, когда их нет рядом. Кроме того, если вас призывают к распространению слухов, это не только неловко — это может нанести ущерб карьере.

Дополнительная литература: Разрешение конфликтов с учителями в школе

Между тем, ответные меры против того, кто сплетничает о вас, скорее всего, только усугубят ваш стресс. Ваш учебный год определенно будет менее напряженным и более радостным, если вы будете стараться избегать сплетен во всех их формах.

На пути к модели сплетен и власти на рабочем месте в JSTOR

Несмотря на то, что сплетни широко распространены, они редко были предметом исследований в области менеджмента. Здесь мы строим концептуальную модель сплетен на рабочем месте и их влияния на власть сотрудников, которые их инициируют. После определения и различения различных видов сплетен на рабочем месте мы разрабатываем предположения о влиянии этих сплетен на экспертов, референт, вознаграждение и силу принуждения сплетников.Затем мы предлагаем, как модераторы могут формировать эти эффекты, и обсуждаем значение модели.

Academy of Management Review, которой исполняется 26 лет, является наиболее цитируемым справочником менеджмента. AMR считается одним из самых влиятельных деловых журналов, публикующих академически строгие концептуальные статьи, продвигающие науку и практику управления. AMR — это журнал по развитию теории для ученых в области менеджмента и организаций со всего мира.AMR публикует новые, проницательные и тщательно разработанные концептуальные статьи, которые бросают вызов общепринятым представлениям о всех аспектах организаций и их роли в обществе. Журнал открыт для различных точек зрения, в том числе тех, которые направлены на повышение эффективности, а также тех, которые критикуют руководство и организации. Каждая рукопись, опубликованная в AMR, должна содержать новые теоретические идеи, которые могут улучшить наше понимание менеджмента и организаций. Большинство статей также включают обзор соответствующей литературы.AMR издается четыре раза в год тиражом 15 000 экземпляров.

Академия менеджмента (Академия; АОМ) — ведущая профессиональная ассоциация ученых, занимающаяся созданием и распространением знаний об управлении и организациях. Центральной миссией Академии является повышение квалификации менеджеров за счет развития управленческих знаний и повышения профессионального уровня ее членов.Академия также стремится формировать будущее исследований и образования в области управления. Академия управления, основанная в 1936 году, является старейшим и крупнейшим научным объединением менеджмента в мире. Сегодня Академия является профессиональным домом для более чем 18290 членов из 103 стран. Членство в Академии открыто для всех, кто ценит принадлежность.

лучше, чем его репутация? Сплетни и причины, по которым мы и люди с «темными» личностями говорим о других

Abstract

Сплетни — это повсеместное явление.Информация о других людях служит важным социальным функциям, таким как обучение без прямого взаимодействия и наблюдения. Несмотря на важные социальные функции, у сплетен довольно негативная репутация. Таким образом, настоящее онлайн-исследование сосредоточено на причинах, по которым люди сплетничают, и на том, как эти причины связаны с личностью (т. Е. С темной триадой) и ситуативными условиями. Были определены шесть различных мотивов, лежащих в основе сплетен: проверка информации, сбор информации, построение отношений, защита, социальное удовольствие и негативное влияние.Самым важным мотивом была проверка информации о цели сплетен, а затем мотив получить новую информацию о цели сплетен. Наименее важным мотивом было нанесение вреда объекту сплетен. Мотивационная модель была очень похожа между личным и рабочим контекстом. Интересно, что важность мотивов в основном зависит от нарциссизма сплетника как на работе, так и в частной обстановке. Полученные данные свидетельствуют о том, что отрицательная репутация сплетен неоправданна. Фактически, даже «темные» личности, похоже, используют сплетни, чтобы настроить свое представление о других людях и себе, а не причинять вред другим.

Ключевые слова: сплетни, мотивы сплетен, ситуация, темная триада, нарциссизм, макиавеллизм, психопатия

Введение

Подслушивание в общественных местах показывает, что люди посвящают значительную часть своих разговоров сплетням (например, Levin and Arluke, 1985 ; Dunbar et al., 1997). Соответственно, в науке постулируются важные социальные функции сплетен (например, Foster, 2004). Несмотря на эти важные функции, сплетни имеют довольно плохую репутацию, поскольку воспринимаются как злонамеренные, причиняющие вред людям и обществу (например,г., Фарли, 2011; Хартунг и Реннер, 2013; Петерс и Кашима, 2013). Можно ли судить о поведении как о хорошем или плохом, зависит, по крайней мере частично, от намерения людей, участвующих в этом поведении. Таким образом, настоящее исследование направлено на то, чтобы выяснить, оправдана ли дурная репутация сплетен, путем изучения причин для сплетен. Кроме того, мы исследуем причины, по которым люди, получившие высокие баллы по чертам личности темной триады (например, нарциссизм, макиавеллизм, психопатия), как известно, игнорируют общепринятые нормы и действуют эгоистично (например,г., О’Бойл и др., 2012; Muris et al., 2017). В частности, мы исследуем, готовы ли люди, получившие высокие баллы по чертам личности темной триады, использовать сплетни, чтобы причинить вред другим и служить себе, тем самым способствуя негативной репутации сплетен.

Сплетни относятся к обмену информацией о характеристиках и поведении отсутствующего человека (Dunbar, 2004b; Foster, 2004; Peters and Kashima, 2015). С антропологической точки зрения утверждалось, что человеческий язык в первую очередь эволюционировал для обмена социальной информацией, чтобы иметь дело со сложными социальными ситуациями (Dunbar, 1998, 2004a; Barrett et al., 2002), и поэтому мы предпочитаем социальную информацию (например, Mesoudi et al., 2006). Соответственно, две трети разговоров взрослых в общественных местах связаны со сплетнями (например, Levin and Arluke, 1985; Dunbar et al., 1997). Экспериментальные данные согласуются с этим представлением (например, Mesoudi et al., 2006). В общем, сплетни — явление широко распространенное и почти неизбежное.

В результате в антропологической и психологической науке постулируются важные социальные функции сплетен (например,г., Сулс, 1977; Баумейстер и др., 2004; Данбар, 2004а, б; Фостер, 2004; Хартунг и Реннер, 2013). Во-первых, сплетни — это эффективное средство сбора и распространения информации (Foster, 2004). Обмен информацией позволяет людям получить карту своего социального окружения и своего положения в этой социальной среде (Suls, 1977; Baumeister et al., 2004; Foster, 2004; De Backer et al., 2007; Sommerfeld et al., 2007). ; Martinescu et al., 2014). Baumeister et al. (2004), например, понимают сплетни как продолжение обучения с помощью наблюдений.Люди узнают о сложной социальной и культурной жизни, слыша об успехах и злоключениях других. Похоже, что мы узнаем не только об экстраординарном опыте других, но и о более тривиальных вещах, таких как стиль одежды (De Backer et al., 2007). Таким образом, обмен информацией о других позволяет нам учиться без прямого взаимодействия и наблюдения.

Во-вторых, Dunbar (1998, 2004a) и Mesoudi et al. (2006) утверждает в своей теории социальных сплетен о языке , что человеческий язык развился для того, чтобы отслеживать сложные социальные сети и обеспечивать сплоченность в больших социальных группах.В частности, было предложено и эмпирически показано, что на диадическом уровне обмен сплетнями связан с дружбой (Grosser et al., 2010; Watson, 2011; Ellwardt et al., 2012b) и даже ведет к развитию дружеских отношений. (Ellwardt et al., 2012b; см. Также Bosson et al., 2006). Кроме того, было высказано предположение, что на групповом уровне сплетни приводят к групповым знаниям, нормам и доверию, что, в свою очередь, поддерживает групповую сплоченность и связь (например, Dunbar, 2004b; Foster, 2004; Peters et al., 2017). Таким образом, обмен информацией о других — это способ налаживания и поддержания отношений и сетей.

В-третьих, все большее число исследователей полагают, что сплетни служат неформальным полицейским инструментом для контроля безбилетников и социальных мошенников (Dunbar, 2004b; Keltner et al., 2008; Feinberg et al., 2012). Столкнувшись с опасениями по поводу того, что информация о негативном поведении проникает сквозь корни и, следовательно, может привести к потере репутации или даже к социальной изоляции, это мешает людям действовать вопреки социальным нормам и благу группы (Piazza and Bering, 2008; Beersma and Van Kleef, 2011; Feinberg et al., 2014; Wu et al., 2016). Таким образом, сплетни удерживают людей от действий против блага группы и способствуют сотрудничеству.

Наконец, было высказано предположение, что сплетни выполняют развлекательную функцию, обеспечивая развлекательную ценность и значительную стимуляцию при очень небольших затратах (Foster, 2004; Peng et al., 2015). В совокупности исследования постулировали и эмпирически показали, что обмен информацией об отсутствующих третьих лицах выполняет несколько важных функций в социальной среде.

Однако, несмотря на свою важную социальную функцию, сплетня имеет довольно негативную репутацию (Farley, 2011; Hartung, Renner, 2013; Peters and Kashima, 2013). Например, прося людей оценить свою склонность к сплетням, они оценивают себя как менее сплетников, чем средний сверстник того же пола, предполагая, что сплетни воспринимаются довольно негативно (Hartung and Renner, 2013). Кроме того, люди, которые часто сплетничают, считаются менее привлекательными и менее популярными, чем люди, которые сплетничают реже (Farley, 2011; Ellwardt et al., 2012б). Подтверждая плохую репутацию, некоторые исследователи предполагают, что сплетни — это скрытая форма агрессии (т. Е. Неконфронтационная), особенно используемая женщинами (например, McAndrew, 2014). Таким образом, позитивный «взгляд на социальную функцию» не отражается в репутации сплетников и сплетников.

Таким образом, оценить сплетни как скорее положительное или отрицательное поведение не так просто, как может показаться на первый взгляд. Сосредоточившись на социальных функциях, которые можно понимать как необязательно предполагаемые социальные последствия сплетен, исследования явно рисуют положительную картину сплетен.Однако можно также оценивать сплетни в отношении других параметров, таких как положительность или отрицательность переданной информации или намерения сплетника (Eckhaus and Ben-Hador, 2018). Сосредоточение внимания на одном из этих аспектов сплетен может изменить оценку и подчеркнуть негативную репутацию сплетен. И действительно, исследования показали, что люди принимают во внимание тот факт, что сплетни отличаются друг от друга и сплетники отличаются друг от друга (Farley, 2011; Beersma and Van Kleef, 2012; Peters and Kashima, 2015).Эмпирические данные показали, что люди принимают во внимание предполагаемую мотивацию сплетника, например, при оценке морали сплетника (Beersma and Van Kleef, 2012). Таким образом, даже если люди в целом не одобряют сплетни, они принимают во внимание причины, по которым люди могут сплетничать.

Следовательно, чтобы оценить, является ли то или иное поведение хорошим или плохим, следует принимать во внимание основные причины или намерения. Любопытно, что существует очень мало исследований, посвященных простому опросу людей о причинах, по которым они сплетничают (Beersma and Van Kleef, 2012).В своем исследовании Берсма и Ван Клиф (2012) выделили четыре различных причины для сплетен, а именно: сбор и проверка информации , социальное удовольствие, отрицательное влияние и групповая защита . Это означает, что люди провоцируют сплетни, чтобы собрать информацию и сравнить свои представления о других, чтобы развлечься, распространить негативную информацию о третьем лице и / или защитить человека, с которым они разговаривают. Исследование предоставляет первоначальные доказательства того, что люди сплетничают в первую очередь, чтобы получить информацию о других людях, а не для того, чтобы причинить им вред (Beersma and Van Kleef, 2012).Таким образом, если сосредоточиться на намерениях сплетников, создается довольно позитивная картина сплетен.

Еще один способ выяснить, оправдана ли репутация сплетен, — это изучить причины, по которым люди получают высокие баллы по нарциссизму, макиавеллизму и психопатии. Эти три черты обобщены под общим термином темная триада и привлекли значительное внимание в последние годы (Jones and Paulhus, 2011; O’Boyle et al., 2012; Furnham et al., 2013; Jones and Figueredo, 2013; Ли и др., 2013; Book et al., 2015; Muris et al., 2017). Было показано, что эти три черты частично совпадают, но, тем не менее, представляют собой разные концепции (например, Furnham et al., 2013; Lee et al., 2013; см. Также Muris et al., 2017). В качестве общего ядра была предложена тенденция обманывать, манипулировать и эксплуатировать других для собственной выгоды (Lee et al., 2013; см. Также Jones and Figueredo, 2013). Разговоры об отсутствии третьих лиц кажутся очевидным способом сделать именно это. Таким образом, если люди с «темными» личностями регулярно используют сплетни для распространения негативной информации и причинения вреда другим, это, несомненно, будет способствовать негативной репутации сплетен.Однако, если даже люди с «темной» личностью редко используют сплетни с намерением причинить вред другим, положительные аспекты сплетен будут подчеркнуты.

Исследования показали, что черты личности темной триады связаны с множеством негативных социальных и несоциальных результатов (например, Baughman et al., 2012; O’Boyle et al., 2012; Wisse and Sleebos, 2016; Muris et al., 2017; Deutchman, Sullivan, 2018). Например, люди, получившие более высокие баллы по чертам темной триады, демонстрируют более высокую склонность к лжи и обману, чем люди с более низкими баллами по этим чертам (Натансон и др., 2006; Уильямс и др., 2010; Baughman et al., 2014; Джонасон и др., 2014; Roeser et al., 2016; Muris et al., 2017). Кроме того, люди, получившие более высокие баллы в темной триаде, ценят себя выше других (Jonason et al., 2015), меньше озабочены благополучием других (Djeriouat and Trémolière, 2014; Jonason et al., 2015; Noser et al., 2015) и честно (Jonason et al., 2015). Взятые вместе, эти исследования и обзоры показывают, что люди с более высокими показателями черт личности темной триады готовы отвергать общепринятые социальные нормы и вредить другим ради собственного блага.

Следовательно, можно предположить, что люди, получившие более высокие оценки по темным чертам, также более готовы использовать сплетни ради самих себя, не заботясь о потенциально негативных последствиях для других. В частности, легко представить, что люди, набравшие более высокие баллы в темной триаде, с готовностью используют сплетни, чтобы негативно повлиять на репутацию другого человека (то есть потенциального конкурента или соперника), чтобы продвигать свои корыстные планы. В соответствии с этим представлением женщины, получившие высокие баллы по чертам темной триады, используют сплетни — среди других стратегий — для уничижения конкурентов (Carter et al., 2015). Кроме того, поскольку люди с темной личностью не заботятся о благополучии других, они, вероятно, реже используют сплетни, чтобы защитить других людей или свою группу от вреда (но см. Lyons and Hughes, 2015). Точно так же темная сторона личности, вероятно, сильно влияет на мотивы сплетен, которые служат личным целям. Например, люди, получившие высокие баллы по чертам темной триады, сообщают о сильном желании власти, контроля и доминирования (например, Jonason et al., 2010; Lee et al., 2013; Семенина и Мед, 2015). Получение социальной информации и знаний об окружающих нас людях дает нам чувство контроля и преимущества над другими (например, Swann et al., 1981; Fiske, 2004). Поэтому простой сбор и проверка социальной информации может быть еще одной важной причиной для сплетен темных личностей.

В совокупности настоящее онлайн-исследование фокусируется на причинах, по которым люди участвуют в разговорах об отсутствии третьих лиц. Цели настоящего исследования двоякие.Во-первых, мы стремимся изучить причины, по которым люди сплетничают, повторяя исследование Берсмы и Ван Клифа (2012). Для этого мы перевели анкету Мотивы сплетен на немецкий язык. Кроме того, мы расширили анкету, расширив количество возможных причин, включая сплетни, чтобы способствовать построению отношений и сбору социальной информации. Во-вторых, чтобы выяснить, оправдана ли дурная репутация сплетен или нет, мы исследуем роль «темных» черт личности в их мотивации.Можно предположить, что люди, получившие более высокие баллы по нарциссизму, макиавеллизму и психопатии, более вероятно, не заботятся о моральных соображениях и руководствуются эгоистичными причинами, когда участвуют в сплетнях, что, следовательно, способствует негативной репутации сплетен. Однако у нас нет конкретных гипотез относительно отдельных черт темной триады.

Анкета Мотивы сплетен просит участников оценить свои причины для сплетен в конкретной ситуации. Чтобы изучить, в какой степени мотивы сплетен могут быть обобщены в разных ситуациях, в исследование были включены две разные ситуации (т.е., личные, а также рабочие ситуации). Основываясь на работе Мишеля (1977), исследователи различают сильные ситуации с нормативными ожиданиями и четкими ролями, которые ограничивают поведение, и слабые ситуации, которые не обеспечивают нормативных ожиданий и, следовательно, допускают большую свободу в поведении и выражении личности. . Мишель (1977) утверждал, что поведение в сильных ситуациях основано на ситуационных обстоятельствах, а не на личности человека. На рабочем месте люди должны соблюдать правила и корректировать свое поведение для достижения или поддержки целей организации.Здесь можно предположить довольно сильные ситуации. С другой стороны, в частных ситуациях люди в большинстве своем ничем не ограничены и должны соблюдать меньше норм или правил. Кроме того, вполне вероятно, что работа и частная жизнь различаются по аспекту конкурентоспособности и сотрудничества. Ситуация конкуренции может вызывать мотивы, которые легче обслуживают одного человека, и чреват негативными последствиями для других. Вместе взятые, мы предполагаем, что рабочий контекст отражает довольно сильную (то есть четкие нормативные ожидания) и конкурентную ситуацию; а частный контекст отражает довольно слабую и более кооперативную ситуацию.Следовательно, мы исследуем, проявляют ли мотивы различную важность между этими двумя ситуациями и демонстрируют ли черты темной триады дифференциальные отношения с причинами сплетен в разных ситуациях (см. Также Beersma and Van Kleef, 2012).

Результаты

Почему мы говорим о других людях?

Чтобы проверить различия в мотивах разговора о других, был проведен дисперсионный анализ 6 × 2 с повторными измерениями для обоих «мотивов» (т. Е. Проверка информации , vs. , сбор информации vs. построение отношений vs. защита vs. социальное удовольствие vs. отрицательное влияние ) и «ситуация» (то есть частное или рабочее) как внутри факторов.

Эффекты теста Мочли для сферичности дали значительные эффекты для «мотивов» (χ ² ₍₁₄₎ = 52,73, p <0,001) и для «мотивов ситуации ^* » (χ ² _{( 14)} = 58,71, p <0,001). Поэтому приводятся исправленные значения F (Huynh-Feldt).

ANOVA выявил значимый основной эффект для фактора «мотивы»: F (4,48, 665) = 61,54, p <0,001, ηP2 = 0,32, что указывает на дифференциальное значение мотивов. Бонферрони скорректировал апостериорный анализ показал, что проверка информации ( M = 4,68, SD = 1,59), сбор информации ( M = 3,92, SD = 1,65), а также отрицательные влияние ( M = 2.14, SD = 1,26) достоверно отличался от всех остальных мотивов ( p s <0,001 соответственно). Напротив, построение отношений ( M = 3,16, SD = 1,70), защита ( M = 3,10, SD = 1,58) и социальное удовольствие ( M = 2,83, SD = 1,64) достоверно не отличались друг от друга ( p s = 0,35–1,0).

Не было получено значимого основного эффекта для фактора «ситуация», что указывает на то, что важность мотивов была сопоставима для личных и связанных с работой ситуаций, F _{(1, 133)} = 2.94, p = 0,09, ηP2 = 0,02.

Кроме того, дисперсионный анализ показал значительный эффект взаимодействия при использовании скорректированной статистики Хьюна-Фельдта, F _{(4,30, 665)} = 2,29, p = 0,05, ηP2 = 0,02. Бонферрони скорректировал апостериорный анализ показал, что социальное удовольствие было более важным мотивом в личных ситуациях, чем в ситуациях, связанных с работой (частное M = 3,08, SD = 1,84 по сравнению с работой M = 2.58, SD = 1,80; p <0,001). Все остальные мотивы были одинаково важны в личных и рабочих условиях ( p > 0,49; см.). Однако при использовании более консервативной статистики, скорректированной по Гринхаусу-Гейссеру, дисперсионный анализ не дал значимого эффекта взаимодействия, F _{(4,15, 665)} = 2,29, p = 0,06, ηP2 = 0,02.

Средние значения, стандартное отклонение (в скобках) и планки ошибок для различных мотивов отображаются отдельно для работы и частной обстановки ( N = 134).

Согласно байесовскому повторному дисперсионному анализу модель, содержащая два основных эффекта и эффект взаимодействия, получила огромную поддержку со стороны данных с BF ₁₀ = 6,33 × 10 ⁷⁹ . По данным Wagenmakers et al. (2018a), BF> 100 показывает крайние доказательства для H ₁ . Однако наибольшую поддержку получила модель, содержащая только фактор «мотивы» (BF ₁₀ = 4,48 × 10 ⁸² ). Это означает, что данных 4.48 × 10 ⁸² раз более вероятно в рамках модели, предполагающей различия между мотивами, чем в модели, которая не предполагает таких различий. Также значения включения BF _{для «ситуации» (включение BF = 0,11), «мотивы» (включение BF = 3,00 × 10 ¹⁵ ) и «мотивы ситуации ^* » (BF включение = 4,84 × 10 ⁻³ ) показывают, что фактор «ситуации» и взаимодействие получают лишь слабую поддержку. Напротив, фактор «мотивов» получает крайнюю поддержку.}

Взятые вместе, классический повторный дисперсионный анализ и байесовский повторный дисперсионный анализ показывают, что фактор «мотивов» является наиболее значимым для объяснения данных.

Личность и мотивы для разговора о других людях

Чтобы выяснить, зависит ли важность мотивов от личности сплетника, был проведен множественный регрессионный анализ как для работы, так и для личных ситуаций. Черты личности темной триады были введены как независимые переменные, а мотивы — как зависимые переменные.Результаты отображаются в формате. Примечательно, что результаты показали, что важность мотивов в основном зависит от нарциссизма сплетника как на работе, так и в частной обстановке.

Таблица 2

Регрессионный анализ с мотивами как зависимыми переменными и чертами личности темной триады как независимыми переменными ( N = 134).

Байесовский регрессионный анализ проводился в два этапа. На первом этапе представляли интерес модели BF ₁₀ с нарциссизмом, макиавеллизмом и психопатией в качестве независимых переменных и соответствующим мотивом сплетен в качестве зависимой переменной (см. A: BF ₁₀ ). В рабочих условиях анализ байесовской линейной регрессии показывает, что все модели получили поддержку данных с BF ₁₀ s, варьирующихся между BF ₁₀ = 2,30 для социального удовольствия и BF ₁₀ = 122473.60 для здания взаимоотношений . Положительные значения BF ₁₀ указывают на то, что данные более вероятны при модели, предполагающей ассоциации между тремя личностными чертами и соответствующими мотивами сплетен, чем при модели, предполагающей отсутствие связи. Напротив, в приватной обстановке изображение не такое четкое. Модели, прогнозирующие , подтверждение информации (BF ₁₀ = 6,09), построение отношений (BF ₁₀ = 25,36) и отрицательное влияние (BF ₁₀ = 123.43) демонстрируют доказательства от умеренных до экстремальных для H ₁ , указывающие на то, что данные более вероятны при модели, предполагающей ассоциации между тремя личностными чертами и соответствующими мотивами сплетен, чем при модели, предполагающей отсутствие связи. Модели, прогнозирующие сбор информации , (BF ₁₀ = 0,35), защиту (BF ₁₀ = 0,03) и социальное удовольствие (BF ₁₀ = 0,73), демонстрируют очень убедительные доказательства существования H ₀ , что указывает на то, что данные более вероятны в рамках модели, не предполагающей никакой взаимосвязи, чем в модели, включающей три личностные черты.

На втором этапе мы не смотрели на модели, содержащие все три личностные черты, а на модели, достигающие наивысшего BF ₁₀ (см. B: BF ₁₀ ). Например, когда проверка сплетен в рабочем контексте была зависимой переменной, модель, содержащая только нарциссизм, достигла наивысшего BF ₁₀ . Это указывает на то, что данные примерно в 124 раза более вероятны при модели, предполагающей связь между нарциссизмом и подтверждением сплетен, чем при модели, предполагающей отсутствие такой связи (BF ₁₀ = 123.92). Взятые вместе, BF ₁₀ s в рабочих условиях показали, что в 5 из 6 анализов BF ₁₀ s являются самыми высокими, когда модели включают только нарциссизм. Например, данные примерно в 492 раза более вероятны в модели, предполагающей, что нарциссизм, и , собирающий информацию, связаны, чем в нулевой модели, которая предполагает отсутствие ассоциации (BF ₁₀ = 491,71). Точно так же в частной обстановке в 4 из 6 анализов BF ₁₀ s являются самыми высокими, когда модель включает только нарциссизм.

Взятые вместе, как классическая линейная регрессия, так и байесовская линейная регрессия показывают, что важность мотивов в основном зависит от нарциссизма сплетника.

Ограничения

Сильной стороной настоящего исследования является то, что оно расширяет предыдущие исследования за счет комплексной оценки причин сплетен. Кроме того, в настоящем исследовании была поставлена ​​задача оценить мотивацию к сплетням и черты личности темной триады в выборке, не являющейся студентом. Кроме того, мы изучили важность мотивации сплетен в различных контекстах социальной жизни (личной и связанной с работой).

Учитывая эти сильные стороны, необходимо учитывать некоторые ограничения. Во-первых, мотивы, зафиксированные в вопроснике «Мотивы сплетен» , а также в расширенной версии, основаны на обзоре литературы и, следовательно, в конечном итоге исходят из умы исследователей. В будущих исследованиях необходимо использовать более комплексный подход и изучить, можно ли воспроизвести результаты, используя умы непрофессионалов (т. Е. Опрос неспециалистов об их причинах). Глубинные интервью могут выявить дополнительные мотивы для обмена информацией о других.

Во-вторых, учитывая, что одним из направлений исследования была связь между мотивами сплетен и чертами личности темной триады, использование краткой меры темной триады вызывает сомнения. «Грязная дюжина» направлена ​​на то, чтобы охватить основные аспекты, которыми являются грандиозная самооценка нарциссизма, эксплуатация других для макиавеллизма и бессердечие для психопатии (Küfner et al., 2014). Несмотря на то, что шкала «грязной дюжины» продемонстрировала конвергентную валидность с исчерпывающими измерениями, использование более сложных мер для соответствующих трех характеристик позволило бы глубже понять ассоциации.В частности, изучение различных аспектов и подтипов нарциссизма облегчило бы интерпретацию отношений, обнаруженных между нарциссизмом и мотивами сплетен.

В-третьих, порядок, в котором участники должны были сообщать о сплетнях на работе и в частной обстановке, не варьировался между участниками. Напротив, каждого участника сначала попросили подумать о событии сплетен в частной обстановке, а затем в профессиональной обстановке. Можно предположить, что размышления о сплетнях в частной обстановке могут повлиять на воспоминания о сплетнях в профессиональном контексте, что приведет к одинаковым результатам в разных ситуациях.Однако исследования эффектов порядка в рамках опросов показывают, что могут иметь место как эффекты ассимиляции, так и эффекты контраста (Sudman et al., 1996). Например, в исследовании, проведенном Шварцем и Блессом (1992), участников спрашивали о конкретном политическом деятеле (например, Баршеле), который был замешан в скандале. Те, кого попросили оценить надежность политиков в целом, впоследствии оценили надежность ниже, чем те, кого попросили оценить надежность конкретных политиков. Таким образом, в первом случае произошла ассимиляция, а во втором — эффект контраста.Поскольку в настоящем исследовании требовалась оценка двух конкретных событий, более вероятно возникновение эффекта контраста (см. Также Schwarz and Bless, 1991). Однако, поскольку наши данные не показывают различий между этими двумя событиями, разумно предположить, что эффекты порядка вообще не возникали. Другой аргумент, выступающий против предположения о том, что произошел эффект ассимиляции, — это действие разговорных норм, запрещающих избыточность. В частности, респонденты могут намеренно игнорировать информацию, которая уже была предоставлена ​​в ответ на предыдущий вопрос (Schwarz and Bless, 1991; Schwarz et al., 1991; Шварц, 1999). Таким образом, думая о втором событии сплетен, участники могли явно подумать о событии сплетен, отличном от предыдущего. Тем не менее, будущие исследования должны найти окончательный ответ.

В-четвертых, в вопроснике Мотивы сплетен участников просят подумать о причинах, по которым они сплетничают в конкретной ситуации, с учетом их мотивации сплетничать в этой ситуации. Такой подход может таить в себе потенциальные угрозы.Участники должны свериться со своей автобиографической памятью, чтобы определить соответствующие поведенческие события, и, кроме того, подробно вспомнить причины такого поведения (например, Sudman et al., 1996). Запоминание события частично зависит от глубины и детализации процесса кодирования события. Глубина и проработка кодирования отражают такие переменные, как самобытность, эмоциональное воздействие и продолжительность. Необычные, драматические или длительные события гарантируют формирование богатого представления и сохранение в долговременной памяти.Таким образом, необычные или вызывающие эмоции события сплетен можно легко запомнить, тогда как нерегулярные, но частые и относительно незначительные события сплетен нелегко восстановить и, возможно, полностью забыть (Sudman et al., 1996; Tourangeau, 2000). Следовательно, участники могли выбрать наиболее яркие примеры событий, связанных со сплетнями, которые не характерны для более частых сеансов сплетен. Однако в то же время богатое представление этих необычных событий сплетен делает более правдоподобным тот факт, что участники обладают яркой и подробной памятью и, следовательно, могут легче вспоминать связанные аспекты, такие как мотивация поведения (Tourangeau, 2000).Альтернативный метод может заключаться в том, чтобы попросить участников предоставить информацию об их склонности сплетничать по определенным причинам в разных ситуациях и во времени. Такая процедура, по-видимому, позволила бы отделить зависимость от отдельных очень важных сплетен, а также открыла бы возможность изучать индивидуальные различия в устойчивых скрытых мотивах.

В-пятых, из-за относительно небольшого размера выборки N = 134 мощность анализа могла быть уменьшена, что привело к более высокой вероятности ошибки типа II.И действительно, апостериорный анализ мощности для повторного дисперсионного анализа показал, что тест F для «ситуации» основного эффекта не достиг достаточной мощности (0,40) для обнаружения эффекта. Точно так же испытание эффекта взаимодействия не дало достаточной мощности (0,68). Кроме того, апостериорный анализ мощности для двух регрессионных анализов, не достигших общепринятых уровней значимости (т. Е. Для сбора информации , и , защита в частных условиях), показал, что тесты F не достигли достаточной мощности ( 0.13 для защиты и 0,58 для сбора информации ). Чтобы решить проблему размера выборки, анализы были повторены с использованием байесовской статистики (например, van de Schoot et al., 2013). Отражая результаты классического повторного дисперсионного анализа, байесовский повторный дисперсионный анализ показал, что «ситуация», а также взаимодействие не имели смысла. Кроме того, байесовская линейная регрессия отражает результаты классического линейного регрессионного анализа. Таким образом, оба вида анализа рисуют очень похожую картину результатов, подчеркивая их надежность.

Наконец, в настоящей статье были изучены параллельные связи между личностью и причинами для сплетен. Тем не менее, чтобы полностью понять сложное взаимодействие между личностью, поведением при сплетнях и долгосрочными эффектами сплетен (т. Е. Социальными функциями, такими как содействие построению отношений, защита, содействие социальному обучению), необходимы лонгитюдные исследования.

Слухи и сплетни в американской культуре

1 В последние годы в научных и политических дискурсах все чаще риторически объединяются циркуляция информации и распространение вирусных патогенов.Слухи и сплетни обычно считаются «заразными» (Франкс и Аттиа), а массовое распространение информации в публичной сфере считается сродни «вирусным событиям» (Нахон и Хемсли). Охваченные шаткой логикой абсолютных метафор (см. Блюменберг 14), научные и политические дискурсы, в свою очередь, отстаивают терапевтические меры, которые, кажется, оправдываются только их риторической подоплекой: Политическое тело, однажды зараженное сплетнями и слухами, должно быть лечится разговорным лечением (с помощью неолиберальной «педагогики») или, в более серьезных случаях, диетой политической истины в публичной сфере (с помощью законов, регулирующих распространение «фейковых новостей» и формирование дискурсивных «эхо-камер») .В свою очередь, эти метафоры оказали определенное влияние на публичные стили крупных глобальных институтов; в 2020 году призывы «сгладить инфодемическую кривую» были адресованы «всем» (Всемирная организация здравоохранения).

2 Хотя теории заговора, политическая ложь и дезинформация являются очень серьезными проблемами для западных демократий, вирусные метафоры, которые используются для их описания, также затмили многие виды социального использования слухов и сплетен. Слухи и сплетни лежат в основе формирования политических убеждений .Они также играют жизненно важную роль в выработке обществом политической рациональности и обеспечивают социальные связи между различными социальными группами. Есть также множество исторических причин не отказываться от слухов и сплетен в качестве объектов исследования: общественная сфера Америки всегда оказывалась благодатной почвой для обоих.

3Хотя эти типы коммуникации всегда были повсеместными во всех сегментах американского общества, они лишь изредка попадали в поле зрения ученых, занимающихся американской культурой и политикой, каким-либо систематическим образом (см. Goodman and Aaron Ben-Ze’ei 1994; Warner 2002; Besnier 2009; Feeley and Frost 2014; Adkins 2017).Более того, поскольку устоявшиеся представления об американской публичной сфере в настоящее время претерпевают широкомасштабные изменения, динамику слухов и сплетен необходимо пересмотреть. В нынешнем историческом контексте различие между слухами и подтвержденным фактом становится все менее четким, а теории заговора постепенно выходят за рамки малоизвестных контрпубликаций и занимают центральное место в культурных, социальных и политических дебатах. На этом фоне тщательное исследование роли сплетен и слухов в американской публичной сфере кажется более чем необходимым.

4В этом специальном выпуске делается попытка внести согласованный вклад в это дело. Концептуально он основан на предпосылке, что сплетни и слухи никогда не бывают нейтральными. Фактически, в своем каноническом исследовании Оружие слабых: повседневные формы крестьянского сопротивления (1985) антрополог и политолог Джеймс С. Скотт отмечает, что сплетня никогда не бывает «бескорыстной», когда она циркулирует в социальной сфере: «это так. партизанские усилия (со стороны класса, фракции, семьи) по продвижению своих требований и интересов против интересов других »(282).Его стратегическое использование может быть сравнительно обыденным или явно целесообразным, однако кажется очевидным, что «полезность сплетен для отдельных людей состоит в том, что они помогают нашей повседневной жизни (а также нашей дарвиновской пригодности), говоря нам, кому доверять и с кем сотрудничать, а какие — бесплатно. — всадники, которых следует избегать »(Бем 254). Это базовое антропологическое положение имеет далеко идущие политические последствия: будучи по определению «партизанским усилием», сплетня предлагает различные политические и культурные возможности различным социальным группам.Он может служить освободительным целям, когда он используется в качестве формы субальтерного сопротивления сегментами общества, которые в противном случае исключены из гегемонистского общественного дискурса, поскольку он позволяет возникать подрывные, альтернативные или мятежные контрпублики. «Как форма сопротивления, — отмечает Скотт, — сплетни — это своего рода демократический« голос »в условиях, когда власть и возможные репрессии делают открытые акты неуважения опасными» (282). Социально и экономически влиятельные группы, конечно, могут открыто выражать свое презрение к «недостойным беднякам».Для последнего, однако, сплетня делает возможным выражение спорных мнений, презрения или неодобрения, сводя к минимуму риски идентификации и репрессалий (282). С другой стороны, гегемонистские структуры часто использовали формы сплетен (злонамеренные сплетни, убийства персонажей и т. Д.) Для создания и дискредитации репутации общественности и контрпублики с репрессивными или дисциплинарными намерениями.

5 Неоднозначность, присущая сплетням и слухам, поднимает ряд фундаментальных вопросов, которые будут и должны рассматриваться с широкой научной точки зрения: как слухи помогли сформировать «публику» и «контр-публику» в американской истории? Как сплетни использовались в качестве дискурса сверху вниз или снизу вверх различными сегментами общества? Почему сплетня сама по себе стала объектом такой академической дискредитации, учитывая ее статус одного из выдающихся типов коммуникации в американском публичном дискурсе?

6Мы задаем эти вопросы с чувством безотлагательности.В самом деле, хотя классический взгляд Скотта на сплетни подразумевает строгое различие между второстепенным и социально доминирующим использованием сплетен, великие преобразования американской публичной сферы, которые мы наблюдаем в настоящее время, начали размывать эти координаты. Присвоение Дональдом Трампом сплетен в качестве исторически определенного маркера подчиненного положения было лишь наиболее ярким аспектом этого феномена, поскольку ему эффективно удавалось использовать риторику подчиненных с позиции массивной институциональной власти.Сплетни и слухи неизменно играют важную роль в его политической карьере, и его постоянное использование этих стилей, по-видимому, перевернуло нарратив дихотомии между обществом и противником. Он перехватил второстепенный способ общения и подтвердил социальную и экономическую несбалансированность властной структуры. Возможно, именно то, что Трамп присвоил сплетни как дискурсивный режим, а не общий популистский тон его риторики, сделал возможным явное изменение формулировки «публичной сферы» как «народа».

7 В свете недавнего возрождения слухов и сплетен как категорий дискурса в американской культуре и, благодаря некоторым редким дисциплинарным достижениям, в американистике, в этом специальном выпуске собраны эссе, в которых анализируются и теоретизируются эти категории в их различных исторических формациях и функциях.

8Это обсуждение должно выходить за рамки дисциплинарных ограничений. Поэтому мы собрали разнообразную группу ученых из разных стран, специализирующихся в области американских литературных и культурных исследований, а также в области истории, средств массовой информации и коммуникационных исследований, чтобы внести свой вклад в эту дискуссию.Поступая таким образом, мы следуем призывам к реализации конкретных междисциплинарных подходов для эффективного преодоления «количественно-качественного разрыва» в американских исследованиях (Vormann 189), а не просто на словах ссылаемся на предполагаемый потенциал научного сотрудничества за пределами дисциплинарных разделов.

9 Отобранные нами статьи касаются всего объема американистики, включая обсуждение канонических и неканонических литературных использований сплетен и слухов, исследование вирусного распространения сплетен с гендерной маркировкой в ​​американской публичной сфере, эссе на тему функция сплетен в историческом формировании американистики как дисциплины и эссе о транснациональном евро-американском распространении сплетен.Используя функционалистское понимание сплетен, а не сосредотачиваясь на присущих им риторических или эпистемологических свойствах, мы предполагаем, что сплетня напрямую затрагивает центральные вопросы наших общих научных методов и интересов. Поэтому мы надеемся, что подборка новаторских, теоретически и исторически обоснованных эссе по этому предмету внесет существенный вклад в текущие эпистемологические размышления, происходящие в этой области.

10 Выпуск открывается прологом: «Это не Америка: чрезвычайное положение в Европе» Лиама Кеннеди подчеркивает скрытый характер центральных политических преобразований, произошедших с 2016 года.Он подчеркивает совпадение различных кризисов, которые недавно ударили по евро-американским отношениям. Пандемия COVID-19, протесты в знак солидарности с жертвами расистских преступлений и возвращение американского изоляционизма в качестве основы президентства Трампа — все это способствовало отказу Европы от фантазий об Америке как о либеральной и искупительной силе. Они также не смогли вызвать последовательных ответов, указывающих на «приостановку« нормальных »социальных отношений и широко распространенную неуверенность в том, что станет« новой нормой ».’”

11 В «Провокационных разговорах в местной американской гражданской жизни» Сэмюэл МакКормик анализирует местные политические дебаты, чтобы улучшить наше понимание использования болтовни, сплетен и пустых разговоров в целях провокации, антагонизма и радикального разногласия в местных американских гражданах. жизнь. Начиная с подробного качественного тематического исследования, это эссе индуктивно переходит от конкретных риторических контуров местных общественных дебатов к более широкому философскому взгляду на коммуникативную практику повседневного разговора, предполагая, что в обычных гражданских дискуссиях и дебатах всегда есть что-то экстраординарное.

12 Выпуск продолжается эссе Катрин Хорн под названием «Общественные слухи о Городских темах: Журнал Общества (1885-1937)», в котором анализируется колонка сплетен «Прогулки» в журнале Town Topics , опубликованном в Нью-Йорк, между 1885 и 1937 годами. Это эссе фокусируется на способах использования сплетен (первоначально частной формы общения) для создания чувства интимного общения в публичной сфере в более широком контексте ранней культуры знаменитостей.

13 В своем эссе «Все ли дискурсы официальны? О поэтике дарения и сплетен »Пьер-Эли Моно опирается на проведенный Марселем Мосс анализ экономики подарков, чтобы обсудить« сплетни »как важнейшую герменевтическую проблему в теории литературы. В то время как канонические романы, такие как Джона Стейнбека «Гроздья гнева », демонстрируют политическое использование сплетен, литературная теория со времен Клода Леви-Стросса недооценила огромные последствия сплетен для критических практик.

14 Эссе Флориана Заппе «В тени« неопределенного речевого акта: популистская политика слухов в ранних звуковых фильмах Фрица Ланга »анализирует первый звуковой фильм Ланга M (Германия, 1931) и его первую голливудскую постановку Fury (1936), утверждая, что они отмечают не только два важных шага в транснациональной карьере режиссера, но и фундаментальный сдвиг в политике его кино. Опираясь на определение слухов как «неопределенного речевого акта» Жиля Делеза, Заппе утверждает, что кинематографическая трактовка Лангом токсической эффективности динамики слухов открывает путь к его интеграции в американский либерализм.

15 В статье «Секретность, подозрения, разоблачение: переговоры о структурах власти в колониальном обществе поселенцев, как показано в романе Уолтера Ван Тилбурга Кларка « Бычий лук »» Маре Парё обсуждает классический вестерн-роман Ван Тилбурга Кларка как повествование о фундаментальном шаге к социокультурная модернизация обществ Дальнего Запада. Парё анализирует соответствующие функции секретности, сплетен, подозрений и разоблачения в этом процессе.

16Себастьян Джобс предлагает взгляд историка на слухи, обсуждая их ценность как исторических источников.Утверждая, что слухи следует рассматривать как исторические события, которые раздвигают границы «ведения истории» как научной задачи, Джобс анализирует архивный статус слухов и терминологию, которая используется для их описания. Он обсуждает фундаментальный вопрос о том, какое влияние неопределенность как тема исследования оказывает на сам процесс историографии, и в заключение размышляет о «безмолвии», которое возникает из-за несостоятельности традиционной терминологии историков, когда они имеют дело со слухами как историческим материалом.

17 В эссе Марии Верены Петерс рассматривается вопрос о том, как общение между женщинами считается сплетнями, особенно во время политических кризисов, связанных с вопросами гендерного равенства. В статье «От сети Whisper до # MeToo — гендерные рамки, сплетни и сексуальные домогательства» она ставит под сомнение предполагаемую кончину этого повествования после движения #MeToo. Хотя «сети шепота» стали более заметными и публичными в социальных сетях, способ дискредитации женских речей и свидетельских показаний принципиально не изменился.

Добродетели сплетен: обмен репутационной информацией как просоциальное поведение

Мэтью Файнберг, Робб Виллер, Дженнифер Стеллар и Дахер Келтнер. 2012. «Достоинства сплетен: обмен репутационной информацией как просоциальное поведение». Журнал личности и социальной психологии . 102: 1015-1030.

Системы репутации способствуют сотрудничеству и сдерживают антиобщественное поведение в группах.Однако мало что известно о том, как и почему люди делятся репутационной информацией. Здесь мы стремимся установить существование и динамику просоциальных сплетен , обмена негативной оценочной информацией о цели таким образом, чтобы защитить других от антисоциального или эксплуататорского поведения. Мы представляем модель просоциальных сплетен и результаты 4 исследований, проверяющих утверждения модели. Результаты исследований с 1 по 3 демонстрируют, что (а) люди, которые наблюдают антисоциальный акт, испытывают негативный аффект и вынуждены делиться информацией об антисоциальном субъекте с потенциально уязвимым человеком, (б) обмен такой информацией снижает негативный эффект, создаваемый наблюдением антисоциального акта поведение, и (c) люди, обладающие большей просоциальной ориентацией, наиболее мотивированы участвовать в таких сплетнях, даже за счет личных затрат, и в результате демонстрируют наибольшее снижение негативного аффекта.Исследование 4 показывает, что просоциальные сплетни могут эффективно сдерживать эгоизм и способствовать сотрудничеству. Взятые вместе, эти результаты подчеркивают роль просоциальных мотиваций и негативных аффективных реакций на несправедливость в поддержании репутационного обмена информацией в группах. В заключение мы обсудим последствия для репутационных теорий поддержания сотрудничества в человеческих группах.

Journal of Personality and Social Psychology

Matthew Feinberg

Jennifer Stellar

Dacher Keltner