фильмография, фото, биография. Актер, Продюсер, Сценарист.
Родился 25 января 1978 года на Украине, в городе Кривой Рог, в семье профессора, кандидата технических наук. Из-за работы отца будущий актер детские годы провел в Монголии. После окончания школы Зеленский мечтал о карьере дипломата и хотел учиться в МГИМО, но отступился от этой затеи и поступил на архитектора в Криворожский экономический институт. Впрочем, по специальности ему никогда не доводилось работать. Уже в студенческие годы он увлекся КВН и основал театр миниатюр под названием «Беспризорник». Вскоре талантливого юношу заметили и пригласили в местную команду КВН «Запорожье—Кривой Рог—Транзит». Одновременно в группу приняли будущих актеров студии «Квартал-95»: Юрия Крапова, Александра Пикалова и Дениса Манжосова. В 1997-м году они решили отделиться и основать собственную команду «95-й квартал», Зеленский стал капитаном, актером и автором большинства номеров. Ребят ждал успех: с 1999-го по 2003-й они жили в Москве, активно гастролировали по СНГ, выступали в Высшей лиге КВН.
Украинский телеканал «1+1» выступил с предложением к «95-му кварталу» о создании серии концертов с лучшими номерами. Уже на этапе подготовке проекта артисты принимали участие в различных телепередачах, а сам Владимир вел кулинарную программу «Мистер Кук». В 2005-м году на телеканале «Интер» было запущено новое шоу «Вечерний квартал», Зеленский выступил его ключевой фигурой. Программа быстро набрала популярность и по рейтингам украинской аудитории даже обошла КВН и ComedyClub. Команда «95-й квартал» была переформирована в студию «Квартал-95» и начала выпускать целый ряд телепроектов, среди которых «Вечерний квартал», «Бойцовский клуб» и «Украина, вставай», а также писать сценарии для многих других передач, мюзиклов, фильмов и мероприятий.
Зеленский известен также по украинской версии проекта «Танцы со звездами—1», где он выступил с двукратной чемпионкой мира по бальным танцам Аленой Шоптенко. Программа собрала огромную аудиторию, а пара Зеленский-Шоптенко была признана лидером зрительских симпатий. После этого Владимир стал еще более востребованной персоной на украинском телевидении.
Параллельно развивалась и актерская карьера Зеленского. Один из первых фильмов с его участием – лента «Три мушкетера», вышедшая в 2004-м году. В 2008-м Владимир исполнил второстепенную роль в картине «Любовь в большом городе», снятой по сценарию его студии, затем сыграл и в продолжении, а также в фильмах «Ржевский против Наполеона», «Служебный роман. Наше время» и «8 первых свиданий».
В ноября 2010-го года Зеленский вошел в правление телеканала «Интер» в качестве генерального продюсера. Он покинул должность осенью 2012-го.
Москва — третий Рим: откуда пошло выражение?
Известная всем со школьной скамьи фраза «Москва — Третий Рим» появилась на Руси в первой половине XVI века. Она была связана с философской концепцией о переносе «центра мира» в столицу Русского государства. Ее автором традиционно считается монах псковского Елеазарова монастыря Филофей. В посланиях 1523—1524 годов дьяку Михаилу Мисюрю-Мунехину и великому князю Московскому Василию III он говорил о роли «Рима земного», которую должна была занять Москва.Эта идея, получившая в науке название translatio imperii (с лат. «переход империи»), впервые появилась еще в античных источниках и кочевала из эпохи в эпоху. «Первый» Рим, прозванный современниками caput mundi (с лат. «столица мира»), был центром цивилизации, носителем верховной власти на земле. После распада Западной Римской империи в результате нашествия варваров новым, «вторым», Римом стал Константинополь. В столице Византийской империи, которую сами жители именовали не иначе как Восточная Римская империя, эта философия пополнилась христианскими смыслами. Новый центр мироздания стал местом паломничества жаждущих отмолить грехи и получить прощение. Но и «второму» Риму было не суждено существовать долго: в 1453 году турки-османы захватили город, и он перестал быть средоточием христианской власти. Вновь возник вопрос — кто станет хранителем и опорой христианской веры на земле.
В интеллектуальной среде православных народов стали возникать прообразы центра — хранителя заветов православия: сербы, например, считали будущим «третьим Римом» Белград, болгары — Великое Тырново. Однако во второй половине XV века большинство этих территорий находилось под властью Османской империи. Единственным независимым православным царством оставалось Русское государство. На тот момент оно сбросило ярмо монголо-татарского ига и постепенно становилось мощным централизованным государством.
Согласно дошедшей до нас версии послания Филофея, «первые два Рима погибли, третий не погибнет, а четвертому не бывать». Этот тезис на словах закреплял за Москвой статус последнего лидера христианского мира. Несмотря на кажущуюся абсурдность подобного самопровозглашения, формулу «Москва — Третий Рим» приняли многие.
Укреплявшееся Русское государство должно было политически закрепиться на мировой арене. С религиозным «переходом империи» от Константинополя к Москве возникла потребность и в политической преемственности от Византии. Возникали легенды о происхождении Рюриковичей от брата римского кесаря Августа; о шапке Мономаха, будто бы подаренной русскому князю византийским императором; о белом клобуке, ведущем свою историю от Константина Великого. Все это подкреплялось браком Ивана III и племянницы последнего византийского императора — Софьи Палеолог, принятием им царского титула и византийского герба. Само самодержавие строилось на концепции «Москва — Третий Рим»: государь всея Руси не только был политическим лидером, но и гарантировал сохранение православных церковных канонов и чистоты нравов.
Также статус Третьего Рима означал для Москвы и ряд «вселенских» обязанностей, которые были выгодны в том числе и западному христианскому миру. Русь в качестве защитницы христианской веры становилась ответственной за христиан, находившихся в подданстве Османской империи, а потому должна была активно включиться в борьбу с турками-османами, покорявшими одну за другой территории Европы.
Позднее идеи монаха Филофея канули в лету и оказались вновь востребованными только в середине XIX века. Тогда концепцию «Москва — Третий Рим» стали использовать славянофилы. Они обосновывали ею отличный от Запада и Востока исторический, «третий», путь России.
Томас Огден. Что верно и чья это была идея?
В этой работе автор исследует идею, что психоанализ, по сути, является усилием со стороны пациента и аналитика выразить словами то, что верно с точки зрения эмоционального опыта, в форме, доступной для аналитической пары, с целью психологического обмена. Основанное на работе Биона, то, что верно с точки зрения эмоционального опыта, рассматривается как независимое от формулировки, данной аналитиком. В этом смысле мы, как психоаналитики, не являемся изобретателями эмоциональной правды, а скорее участвующие наблюдатели и регистраторы. И все же в самом акте мышления и придания словесно символической ‘формы’ тому, что интуитивно считаем верным в отношении эмоционального опыта, мы искажаем правду.
Это понимание того, что верно, подчеркивает аналитическую концепцию терапевтического эффекта интерпретации: интерпретируя, аналитик словесно символизирует то, что он считает верным в отношении бессознательного опыта пациента, и, делая это, искажает правду и вносит вклад в создание потенциально нового опыта, с помощью которого аналитическая пара может совершать психологическую работу. Эти идеи подробно проиллюстрированы при обсуждении аналитической сессии. Аналитик извлекает пользу из опыта собственных грез – в отношении которых как оба, так и никто из аналитической пары, могут претендовать на авторство — в попытке достичь временного осознания того, что верно в отношении бессознательного эмоционального опыта пациента на основе нескольких связей, образованных на сессии.Психоаналитическая практика, по моему мнению, является в основе своей усилием со стороны аналитика и анализанда сказать нечто, что воспринимается обоими как правда в отношении эмоционального опыта в данный момент аналитической сессии, и может быть использовано аналитической парой для психологической работы.
Многие идеи в данной работе являются откликом на концепцию Биона. Я пытаюсь локализовать источник представленных мною идей, но мне сложно с уверенностью сказать, где кончаются идеи Биона и начинаются мои собственные. Т.к. проблема ‘Чья это идея?’ является сутью данного изложения, представляется удобным воспринимать данный материал в виде письменного изложения и чтения.
Вопрос, достигает ли аналитический обмен словесного выражения того, что является правдой, — или, по крайней мере, ‘относительной правды’ (Бион, 1982, с.8) – не заумный теоретический предмет, который лучше оставить философам. Как аналитики, мы почти каждый раз на аналитической сессии спрашиваем себя и приблизительно отвечаем (или, более точно, откликаемся) на вопрос. Я представляю подробный отчет о первичном интервью, где я иллюстрирую некоторые подходы к вопросу о том, что эмоционально верно в определенные переходные моменты на сессии, и к вопросу о том, кто автор идеи, что это ощущается как правда.
Чья это была идея?
Задавая вопрос ‘Чья это была идея?’, я исследую то, что это означает для индивида, или что ему приписывалось, оригинальное авторство идеи в отношении того, что верно для эмоционального человеческого опыта, и как подобные идеи служат в качестве влияния на процесс мышления других. Например, читая Фройда и Кляйн, как мы определяем, кому принадлежит оригинальное авторство концепции бессознательного мира внутренних объектов. В «Горе и меланхолии» (1917) Фройд ввел то, что я рассматриваю как важные элементы того, что позднее был определено Фэйрберном (1952) как ‘теория объектных отношений’ (см. Огден, 2002, к дискуссии о происхождении теории объектных отношений в ‘Горе и меланхолии’). Однако многие элементы теории Фройда об отношениях с внутренними объектами, содержащиеся в работе ‘Горе и меланхолия’, присутствуют только в зачаточном состоянии и часто, по всей вероятности, без осознания Фройдом теоретического применения его идей. Рассматривая вопрос о том, как идеи одного человека относительно того, что верно, влияют на идеи других людей, мы банально принимаем диахроническую (хронологическую, последовательную) перспективу, при которой размышления одного человека (например, Фройда) рассматриваются как влияющее на мышление современников и тех, кто пришел позже (например, Кляйн, Фэйрберн, Гантрип и Бион).
Несмотря на кажущиеся самоочевидные выгоды подобного подхода, я полагаю, что имеет смысл поставить под сомнение эту концепцию авторства и влияния. Читая статью ‘Горе и меланхолия’, если внимательно вслушиваться, то, по моему мнению, можно услышать голос Кляйн при обсуждении Фройдом ‘внутреннего мира’ меланхолика. Фройд постулирует, что структура бессознательного внутреннего мира меланхолика определяется защитным двойным расщеплением Эго, ведущим к созданию стабильных бессознательных внутренних объектных взаимоотношений между ‘критикующей инстанцией’ (позднее превращающейся в Супер-Эго) и частью Эго, идентифицированной с потерянным или покинутым объектом:Расстройство меланхолика позволяет … [взглянуть] на структуру человеческого Эго. Мы видим, как у [меланхолика] одна часть Эго противостоит другой, критически судит ее, и, как это было, воспринимает ее как свой объект … То, с чем мы здесь знакомимся, — инстанция, обычно именуемая ‘сознанием’ (1917, стр. 247).
В приведенных словах читатель может услышать голос Кляйн (ее концепцию внутренних объектов и внутренних объектных отношений) в этой и многих других частях статьи ‘Горе и меланхолия’, я предполагаю, что влияние не всегда осуществляется в хронологическом движении ‘вперед’. Другими словами, влияние определяется не только ранним вкладом в более поздний; более поздние вклады влияют на то, как мы читаем более ранние. Требуется, чтобы Кляйн понимала Фройда, также как требуется, чтобы Фройд понимал Кляйн. Каждый фрагмент аналитического текста требует читателя, который помогает автору в сообщении того, что верно, чего-то, что автор знал, но не знал, что знает. Делая это, читатель становится молчаливым соавтором текста.
Я полагаю, Бион имел аналогичные взгляды по вопросу временного двунаправленного влияния идей одной на другую и выразил ‘свои’ формулировки гораздо более изящно, чем я:
Вы можете относиться к этим [безутешным крикам ребенка на руках у матери сразу после рождения] как вам угодно, скажем как к памятным следам, но те же памятные следы можно рассматривать как тень, которую будущее отбрасывает заранее [предвидение будущего в настоящем как противопоставление воспоминаниям прошлого] … Цезура, которая заставляет нас верить [Бион цитирует здесь предложение Фройда – дословно — кажется, цезура рождения говорит сама за себя в попытке убедить нас в своей власти над нами]; будущее, которое заставляет нас верить; прошлое, которое заставляет нас верить, — это зависит от того, в каком направлении вы путешествуете, и что видите (1976, стр. 237).
Будущее для Биона – такая же часть настоящего, как и прошлое. Тень будущего отбрасывается вперед из настоящего и отбрасывается назад из будущего на настоящее – ‘это зависит от того, в каком направлении вы путешествуете’ (огромное количеств вопросов, касающихся отношения автора к ‘своим’ идеям, а также взаимоотношений прошлых, настоящих и будущих идей должны быть оставлены в нетронутом виде до тех пор, пока мы не начнем дискуссию о том, что мы, как аналитики, подразумеваем, когда говорим, что что-то верно.)
Что верно?
Последующая дискуссия о временном двунаправленном влиянии (Чья это была идея?) неотделима от вопроса ‘Что верно?’ В качестве предпосылки к ней я предлагаю идею, что существует нечто верное для человеческого эмоционального опыта, который аналитик может точно почувствовать и донести до пациента такими словами, которые пациент может усвоить. Из допущения, что существует нечто потенциально верное (или неверное) в отношении психоаналитических формулировок вербальных интерпретаций человеческого эмоционального опыта, следует, что эмоциональный опыт имеет реальность, правду [Абсолютная (непознаваемая) истина, которую Бион (1971) определил как О, приблизительно соответствует ‘вещи в себе’ Канта, ‘идеальным формам’ Платона и ‘реестр Реального’ Лакана. Временами Бион называет это попросту ‘опыт переживаний’ (1971, стр. 4). В данной работе я обращаюсь почти исключительно к по-человечески понятной, по-человечески значимой, относительной правде, которая касается человеческих переживаний (в противовес Абсолютной истине). ], что он не зависит от формулировок и интерпретаций, которые пациент или аналитик может навязать (Бион, 1971).
Мысль, что правда не зависит от исследователя, лежит в основе научного метода и не подвергается сомнению в естественных науках. В молекулярной биологии, например, кажется очевидным, что Уотсон и Крик не создавали двойную спиральную структуру ДНК. Структура существовала до того, как они ее открыли: ДНК имеет структуру двойной спирали независимо от того, они или любой другой ученый распознал ее (и получил доказательства для формулирования теории).
Двойная спираль – структура, которую можно ‘увидеть’ – хотя и посредством неодушевленных объектов (приборов), которые создают у нас иллюзию, что человеческий глаз способен увидеть саму структуру. В психоанализе у нас нет приборов, позволяющих (хотя бы с помощью иллюзии) увидеть психологические структуры; у нас есть доступ к психологическим ‘структурам’, только если они переживаются в области бессознательных, предсознательных и сознательных сновидений, мыслей, чувств и поведения. Мы придаем форму этим структурам с помощью метафор, которые создаем (т.е. археологической метафоры топографической модели Фройда или метафоры, представляющей структурную модель Фройда, которая включает воображаемый комитет, состоящий из Ид, Эго и Супер-Эго, пытающихся взаимодействовать с внешней и внутренней реальностью). И хотя существует нечто реальное (неметафорическое), с чем соизмеряются психоаналитические формулировки, – находятся ли они в королевстве метапсихологии, клинической теории или предлагаемых пациенту интерпретаций – и что ‘нечто’ является нашим ощущением (нашей ‘интуицией’ (Бион, 1992, стр. 315)) того, что верно для данного опыта. В конце существует эмоциональный отклик — что ощущается верным – что имеет последнее слово в психоанализе: мышление обрамляет вопросы, на которые необходимо ответить посредством чувств.
Чувства аналитика в отношении того, что верно, являются чистыми гипотезами, однако до тех пор, пока не будут соотнесены с чем-то внешним по отношению к психической реальности аналитика. Отклик пациента на интерпретацию – и соответствующий отклик аналитика на отклик пациента – играет роль критики в подтверждении или прекращении ощущения аналитика того, что верно. Эта методология представляет попытку подвести основание под психоаналитическую правду в мире за пределами психики аналитика. Для этого требуется, по крайней мере, два думающих человека (Бион, 1963). ‘Размышления’ одного человека о самом себе могут быть бесконечно солипсическими или даже галлюцинаторными, и мыслителю одиночке будет невозможно определить так это или не так.
Тем не менее, несмотря на усилия аналитика подвести почву под то, что он воспринимает как верное в дискурсе с другими, человеческие существа сильно предрасположены к тому, чтобы воспринимать свои убеждения, как будто они являются правдой. Так за кем остается последнее слово при ответе на вопрос, что верно? Как различные психоаналитические ‘школы’ можно отличить от культов, каждый из которых уверен, что знает, что верно? Я не пытаюсь рассматривать прямо вопрос, как мы развиваем некоторую степень уверенности в отношении того, что верно. Вместо этого, я отвечу косвенно, предложив некоторые мысли по поводу того, что мы, как аналитики, подразумеваем, когда говорим, что что-то верно (или содержит некоторую правду). Если у нас есть представление, что мы подразумеваем, когда говорим, что что-то верно, у нас может возникнуть некоторое ощущение того, как мы отличаем, что верно, от того, что нет.
Для начала размышлений о том, что мы подразумеваем, когда говорим, что мысль верна, давайте обратимся к идее, что существуют всеобщие истины (включая эмоциональную жизнь человека), которые существуют изначально и не зависят от мышления какого-либо мыслителя. С этой точки зрения, мыслители не являются изобретателями, они – участвующие наблюдатели и писари.
Здесь мне приходит в голову комментарий, сделанный Борхесом во вступлении к сборнику своих стихов:
Если на последующих страницах есть та или иная удачная строфа, да простит меня читатель за дерзость написать это раньше него. Мы все едины; наши непоследовательные умы очень похожи, и обстоятельства так влияют на нас, что только случай сделал Вас читателем, а меня – писателем – неуверенным, пылким писателем – моих строф [которые случайно ухватили нечто верное в отношении опыта человеческих переживаний] (1923, стр. 269).
Борхес и Бион сходятся во мнениях: правду никто не изобрел. Для Биона (1971) только создание лжи требует мыслителя. То, что верно, уже существует (т.е. двойная спираль ДНК) и не требует мыслителя для своего создания. В терминах Биона психоанализ до Фройда был ‘мыслью без мыслителя’ (стр. 104), т.е. набор идей, которые верны, ‘ожидающих’ мыслителя, чтобы подумать о них. Психоаналитические концепции того, что верно в отношении эмоционального опыта человека, были изобретены Фройдом не более, чем гелиоцентрическая модель солнечной системы была изобретена Коперником.
Тем не менее, с другой точки зрения, размышление над идеями, выражающими то, что верно, нарушает сам объект размышлений. Гейзенберг привлек к этому наше внимание в царстве квантовой физики. Это также верно в психоанализе и в искусстве, что, интерпретируя или делая скульптуру, или сочиняя музыку, мы не просто открываем то, что все время присутствовало в латентной [скрытой] форме; скорее придавая правде форму человеческих ощущений, мы изменяем эту правду.
Формы по природе своей не имеют названий; они даже не имеют формы до тех пор, пока мы не припишем им визуальные категории форм, которые в состоянии вообразить. Вещи по природе своей попросту то, что они есть до того, как мы найдем им место в нашей системе символов. Так несмотря на то (или в дополнение к), что было сказано ранее о независимости структуры двойной спирали ДНК от тех, кто это сформулировал, Уотсон и Крик все же нарушили структуру ДНК – они назвали ее структуру и в этом смысле придали ей форму. Правда названия формы была порождением способности придавать ощущаемую человеком и понятную человеку организацию тому, чему ранее недоставало связности. Однако факт образования связности не является достаточным основанием для установления правды идеи. Религиозные системы порождают связность. Правда идеи, как в естественных науках, так и в психоанализе, зиждется на полученном доказательстве этой идеи. Доказательство состоит из ряда наблюдений (включая эмоциональные отклики участвующих наблюдателей, таких как психоаналитики, работающие в аналитическом сеттинге) того, как вещи работают (или не работают), когда мы применяем идею/гипотезу к реальному житейскому или наблюдаемому опыту переживаний.
Вкратце, нам требуется то, что Бион называет ‘бинокулярным зрением’ (1962, стр. 86) – восприятие одновременно с разных позиций — чтобы озвучить то, что мы подразумеваем под правдой в психоаналитических условиях. То, что верно, является открытием в противовес созданию, и т.к., делая это открытие, мы изменяем то, что нашли, в этом смысле мы создаем что-то новое. Не меньше, чем психоаналитическая концепция терапевтического воздействия интерпретации бессознательного зависит от такого отношения к правде и трансформациям, возникшим, когда мы дали ей название. Делая интерпретацию (которая содержит некоторую правду и приемлема для пациента), аналитик придает вербальную ‘форму’ опыту, который когда-то был невербальным и бессознательным. Делая это, аналитик создает потенциал для нового опыта переживаний того, что верно, который проистекает из невысказанных бессознательных переживаний пациента.
Произнесение чего-то, что мы считаем верным
Давайте остановимся на время, чтобы подвести итог сказанному. Если оставить в стороне нарциссизм автора, то не важно, кто произносит то, что верно, — важно то, что мысль, что это верно, ‘нашла’ мыслителя, который сделал ее доступной для пациента или полезной для коллег. Также не имеет значения или даже смысла спрашивать: ‘Чья это была идея?’ Что имеет значение в психоанализе – и имеет большое значение – найти слова, которыми выразить то, что имеет свойство быть верным в отношении жизненного опыта переживаний (будь то интерпретация, предложенная пациенту, или вклад аналитика в аналитическую литературу).
В попытке сказать нечто верное аналитик должен одолеть Фройда и всю историю психоаналитических идей, а также историю анализа пациента, с которым работает. В некоторых причудливых отступлениях, сделанных во время консультации, Бион говорил о роли предубеждения в своей клинической работе: ‘Я … бы [полагался только на теорию], если бы устал и не понимал, что происходит’ (1978, стр.52). Для Биона (1975) каждая сессия является началом анализа с новым пациентом. Он любил повторять, что пациент мог иметь жену и двоих детей вчера, а сегодня он не женат.
Аналитик также должен преодолеть себя при письменном изложении идей, которые, как он чувствует, могут содержать некоторую правду в отношении них. Когда статья аналитика хороша, автор может избежать слишком интенсивного личного присутствия в письменной работе. Это достаточно неблагодарный опыт для аналитика читателя, когда реальным предметом статьи, которую читаешь, является сам автор, а не то, что автор говорит, или то, что создается самим читателем в процессе чтения.
Борхес сказал о Шекспире, что он имеет непревзойденную способность делать себя прозрачным в своих стихах и пьесах. В его работе никто не стоит между искусством и аудиторией. Борхес написал в притче о Шекспире (Шекспир Борхеса):
В нем не было никого; за его лицом … и его словами, которые были обильны, потрясающи и неистовы не было ни капли холодности, мечту никто не мечтал … История добавляет, что перед или после смерти [Шекспир] предстал перед Богом и сказал Ему: ‘Я – тот, который был столькими мужчинами, напрасно хочу быть одним и самим собой’. В ответ посреди бури раздался глас божий: Я тоже никто; я мечтал о мире, как ты мечтал о своей работе, мой Шекспир, и среди форм в моих мечтах есть ты, как и я во многих лицах и никто (1949, стр. 248-9).
Этот представление о Шекспире, как ‘человеке, в котором никого нет’, является мучительной картиной человеческой жизни, и все же я нахожу, это изображение отношения Шекспира к своим творениям дает аналитику пример для подражания в смысле того, как сделать себя доступным, чтобы стать всем в жизни пациента (в переносе) и никем (человеком, довольным, что его не замечают и им не занимаются). Изображение Шекспира, данное Борхесом, улавливает ту задачу, которая стоит перед аналитиком, в том, чтобы не навязывать себя – свою сообразительность, живость ума, способность к эмпатии, свой безошибочный выбор lemotjust [просто слов] – между пациентом (или читателем) и интерпретацией.
Стараясь исходить из того, как пациенты (или читатели) пытаются распознать нечто верное, аналитик стремится использовать язык и идеи так, чтобы они эмоционально соответствовали и были прозрачными. В литературе Борхес вряд ли сожалел о чем-то больше, чем о ‘местном колорите’ (1941, стр.42), также как в аналитических интерпретациях Бион больше всего сожалел об абстрактном или конкретноме требовании аналитика, чтобы интерпретация отражала уникальные свойства ‘его знаний, его опыта переживаний, его характера’ (1971, стр. 105) – его собственный ‘местный колорит’.
Литературный критик Майкл Вудс, говоря о месте писателя в его трудах, замечает: ‘Писать – означает не отсутствовать, а стать отсутствующим; быть кем-то, а потом уйти, оставив следы’ (1994, стр.8). Как лучше описать то, к чему мы, как аналитики, стремимся, когда делаем интерпретации. Мы предлагаем интерпретации не для того, чтобы изменить пациента (что было бы попыткой создать пациента в соответствии со своими представлениями), а предложить пациенту нечто, что имеет отношение к его правде, которую пациент может найти полезной, совершая сознательную, предсознательную и бессознательную психологическую работу. Сопровождая любой психологический рост, достигнутый подобным образом, мы находим не подпись аналитика (т.е. его присутствие), и не его отсутствие (которое обозначает его присутствие через отсутствие), а его следы, как кого-то, кто присутствовал и стал отсутствующим, оставив следы. Наиболее существенные следы, оставляемые аналитиком, не идентификация пациента с ним, как личностью, а следы опыта извлечения психологической пользы из того, что аналитик сказал, сделал и кем был.
Что верно и для кого?
Что является верным для относительно стабильной структуры человеческой природы в целом и для отдельной личности в частности не связано ни со временем, ни с местом, ни с культурой – даже позволяя влияние широкого спектра систем ценностей, форм самосознания, религиозных верований и обычаев, видов семейных уз, ролей и т.д. Например, не существует политических или культурных границ, разделяющих людей в отношении переживания боли после смерти ребенка, страха телесного увечья, мук осознания того, что родители и предки не властны защитить себя или своих детей от опасностей жизни и неизбежности смерти. Культура может предложить формы защиты от (или пути избегания) боли потери; или может предоставить традиции, мифы и церемонии, которые облегчают горевание; или может создать ритуалы, которые помогают (или мешают) ослабить контроль над инфантильными желаниями. Каково бы ни было культурное влияние в конкретном случае, наши отклики на основные человеческие задачи взросления, старения и умирания происходят посредством циклов любви и потери; погружение в размышления о бытии и отпор давлению внешней реальности; проявления отваги и поиски безопасности; желания идентифицироваться с теми, кто восхищается, и потребность защитить (от собственных желаний идентификации) непрерывную эволюцию самости; и т.д.
Эти человеческие задачи и циклы, в которых они разыгрываются, вносят вклад в копилку опыта переживаний, который, по моему мнению, верен для всего человечества. Кажется парадоксальным, что то, что верно, не имеет ни времени, ни места и больше, чем любой индивид, и все же жизненно и уникально в ряду обстоятельств, составляющих момент жизненных переживаний одного индивида. Другими словами, в анализе то, что универсально верно, является также исключительно личным и уникальным для каждого пациента и каждого аналитика. Аналитическая интерпретация, чтобы быть удобоваримой для пациента, должна быть выражена словами, которые могут быть применены только к пациенту в данный момент, одновременно сохраняя достоверность по отношению к природе человека в целом.
Мне вспоминается здесь другой комментарий Борхеса:
Хотя можно найти сотни и даже тысячи метафор, все они могут быть прослежены к нескольким простым образцам. Но это не должно нас беспокоить, т.к. каждая метафора отличается: каждый раз, когда используется образец, вариации различны (1967, стр. 40).
Наблюдение Борхеса само по себе является метафорой, предполагающей, что существует набор качеств, делающих нас людьми, и что каждая личность, которая когда-либо жила или будет жить, абсолютно уникальна и содержит вариации очень небольшого количества человеческих качеств. И в этом смысле мы все одинаковы.
Что верно и чья это идея на аналитической сессии?
Все сказанное, т.о., в отношении того, что мы, как аналитики, подразумеваем, когда говорим, что что-то верно, остается чисто абстрактным до тех пор, пока не попадает на почву жизненного опыта аналитической работы. Как аналитик, я не стремлюсь к абсолютной истине в том, что говорю пациенту; я уже счастлив, когда в какой-то момент я и пациент в большой степени достигаем чего-то, что ‘очень близко/ к музыке того, что происходит’ (Heaney, 1979, стр. 173). Относительные правды, достигнутые в поэзии (и в психоанализе), представляют ‘прояснение жизни – не обязательно глобальное прояснение, на котором базируются секты или культы, а кратковременный мораторий на путаницу’ (Фрост, 1939, стр. 777). В последующем отчете об эпизоде аналитической работы мы с пациентом стремимся извлечь психологическую пользу из подобных кратковременных мораториев.
М-р В. позвонил мне, попросив о консультации относительно своего желания начать анализ. Мы назначили время встречи, и я подробно объяснил ему, как добраться до моего кабинета, расположенного на первом этаже моего дома. Незадолго до назначенного времени я услышал, как кто-то (я предположил, что это м-р В.) открывает входную дверь моего дома. Между той дверью и стеклянной внутренней дверью, которая является входом в приемную, находится короткий коридор. Я ожидал услышать открытие двери приемной, но вместо этого я услышал, как кто-то идет назад к входной двери после одно- или двухминутной паузы. Он – шаги были похожи на мужские – повторил свое движение к двери приемной и обратно к входной двери, где оставался еще несколько минут.
Я воспринял эти перемещения мужчины как отвлекающие и интрузивные, а также интригующие. Мисс М., пациентка, которая в это время находилась со мной в кабинете, сказала, что кто-то, возможно, новый пациент, похоже, расхаживает по холлу. Как только мисс М. покинула мой кабинет через дверь, открывающуюся в тот же коридор, по которому ходил мужчина, я услышал шарканье шагов и мужской голос, бормочущий слова извинения. Я быстро вышел посмотреть, что происходит, и впервые встретил м-ра В., высокого мужчину, крепкого телосложения, около сорока. Я сказал: ‘М-р В., я – д-р Огден’, и, направившись к стеклянной двери, добавил: ‘Пожалуйста, присядьте в приемной’. У него был робкое, но слегка озадаченное выражение лица, когда я говорил.
Затем, примерно, через пять минут, когда наступило время для сессии м-ра В., я вошел в приемную и пригласил его в кабинет. Когда мы уселись в свои кресла, м-р В. начал рассказывать, что задумывался над началом анализа, но ‘то одна, то другая вещь’ заставляла откладывать начало. Затем он начал рассказывать, как был направлен ко мне. Я прервал его, сказав, что уже много всего произошло на сессии, и что для нас обоих важно поговорить об этом, прежде чем мы сможем продолжить. На его лице возникло такое же озадаченное выражение лица, как и в коридоре. Я продолжил, сказав м-ру В., что из всех возможных способов представиться, он выбрал тот, который произошел в коридоре. Поэтому, мне кажется, что было бы стыдно не отнестись серьезно к тому, что он пытался сказать о себе в этом представлении.
Когда я закончил, последовала короткая пауза, во время которой у меня возникло мимолетное воспоминание (в виде эмоционально заряженных застывших образов) об инциденте в моем детстве. Мы с другом, Р., играли на замерзшем пруду, воображая себя исследователями Арктики – в то время нам было по 8 лет. Мы оба слишком приблизились к месту, где лед был не слишком крепок. Р провалился под лед и я оказался, смотрящим на него, барахтающегося в ледяной воде. Я понял, что, если встану на четвереньки и попытаюсь вытащить его, лед, возможно, провалится подо мной тоже, и мы оба окажемся в воде, неспособные выбраться. Я побежал на маленький островок в середине пруда, чтобы взять длинную палку, которую там увидел. Когда я вернулся к Р., он ухватился за один конец палки, и я смог вытащить его из воды.
В грезах я воображал нас (так, что это переживалось как вглядывание в фотографию) стоящими молча на льду, Р., окоченевший в своей холодной, промокшей одежде. По мере того, как это происходило, я испытал смесь страха, вины и стыда за то, что он провалился под лед. Пруд был гораздо ближе к моему дому, чем к его, и я чувствовал, что должен был знать признаки слабого льда и должен был предотвратить его падение. Чувство стыда было частично связано с тем, что я убежал от него (реальность того, что я побежал за палкой, с помощью которой пытался вытащить его, не уменьшала стыд). Но впервые, при взгляде на это событие мне пришло в голову, что мы оба испытывали чувство стыда за то, что он промок, как будто он обмочил штаны.
Прошли годы, возможно десятилетие, с тех пор, как я думал об этом происшествии. Вспоминая эти события на сессии с м-ром В., я почувствовал печаль в ответ на образ Р. и меня, ставшими такими изолированными и одинокими в своем страхе и стыде, которые, как я думаю, он испытывал, и которые испытывал я после инцидента. Это не было приключение Тома Сойера и Гекльберри Финна. Р. (я воображал) и я переживали свой страх, также как стыд, по отдельности: мы оба чувствовали себя глупо, потому что забрели на тонкий лед, и трусливо за то, что так испугались.
Мы никогда не упоминали это происшествие в разговорах друг с другом, так же как я никому, кроме матери, не рассказал об этом. Эти мимолетные мысли и чувства заняли мгновение, но оставили эмоциональный след, когда я продолжил говорить м-ру В., что звуки его шагов в коридоре навели меня на мысль, что он испытывает смятение, идя на первую встречу. (Даже когда я произносил их, эти слова – особенно ‘смятение’, ‘идя’ – воспринимались мною, как сухо ‘терапевтические’ и безжизненные).
М-р В. откликнулся, сказав, что, когда он говорил по телефону, то записывал инструкции, которые я ему давал, как добраться в приемную с улицы, но подойдя к дому, обнаружил, что забыл взять клочок бумаги, на котором записал инструкции. Находясь в коридоре между входной дверью и дверью в приемную, он не был уверен, что стеклянная дверь ведет в приемную. Он смутно помнил, что я упоминал стеклянную дверь, но там была и другая дверь (дверь, ведущая из моего кабинета), поэтому, не зная, что делать, он вернулся к входной двери. Верхняя треть входной двери разделена широко расставленными вертикальными рейками. М-р В. сказал, что, когда он находился в коридоре, всматриваясь сквозь ‘решетки’ двери, солнечный свет казался ослепительным. Он почувствовал, как будто находится в тюрьме, в которой за длительный период времени его глаза так привыкли к темноте, что он не мог переносить дневной свет. Поэтому он повернул назад к стеклянной двери и стоял перед ней, не зная войти или нет. Затем он вернулся к входной двери, постоял там некоторое время, наблюдая, как он почувствовал, с большого расстояния, за соседями, жизнь которых он не мог вообразить.
Я сказал м-ру В., что думаю, что он у него не было другого способа, кроме как движениями в коридоре показать мне, что он чувствовал по поводу прихода ко мне. Я сказал, что без слов он рассказал мне, каким одиноким он себя чувствовал в безлюдном коридоре. Он чувствовал себя отгороженным как от прихода ко мне и начала анализа, так и от выхода наружу и от жизни, которую, как он себе воображал, вели люди снаружи. Пациент отозвался удивительно монотонным голосом: ‘Да, я везде чувствую себя гостем, даже в своей семье. Я не знаю, что делать и говорить, когда как, кажется, другим людям это приходит в голову естественным образом. Я в состоянии скрывать это на работе, потому что очень хорошо с ней справляюсь [в его голосе появились высокомерные нотки]. Люди боятся меня на работе. Думаю, потому что я резкий. Я не знаю, как болтать’.
В первой половине часа пациент стремился перейти к обобщениям переживаний за пределами сессии, в то время как я периодически направлял его внимание к тому, что случилось, и что происходило на сессии. Примерно в середине часа, показалось, что м-р В. заинтересовался тем, что случилось в самом начале сессии, и страх его несколько уменьшился. Он сказал, что почувствовал испуг, сначала из-за женщины, потом из-за меня, когда она и я вышли в коридор. ‘Я почувствовал себя застигнутым за занятием, которое не должен был делать. Нет, это не так … Я почувствовал, что меня поймали на том, что я странный и не знаю того, что любой другой знает’.
После короткой паузы м-р В. продолжил, сказав достаточно неэмоционально: ‘Я научился использовать свою отчужденность от других людей в бизнесе, потому что могу смотреть на вещи со стороны. Отстраненность позволяет мне быть безжалостным, т.к. я говорю и делаю с людьми то, что другие не делают в бизнесе. Либо они не думают делать это, либо не хотят … Я не уверен, что. В трудной ситуации я не окажусь первым, кто дрогнет’. Посредством ряда коротких комментариев я сказал пациенту, что думаю, что он мне говорит, что боится, его необычная способность к отчужденности и безжалостности не позволит ему присутствовать на своем собственном анализе; а также я сказал о том, что думаю, что он считает, что очень похоже на то, что я буду так им напуган и подавлен, что не захочу ничего с ним делать.
За эти последовало молчание в течение нескольких минут, которое воспринималось как длительное на столь ранней стадии работы. Но оно не воспринималось как тревожное молчание, поэтому я позволил ему продолжаться. Во время этого молчания я мысленно ‘вернулся’ к грезам, связанным с детским происшествием. В этот раз я по-другому почувствовал эту сцену из детства – у меня возникло более сильное ощущение того, что я видел и чувствовал изнутри нас двоих (Р. и себя). Это переживание грез не было серией застывших образов, а разворачиванием живого опыта переживаний. Я еще сильнее ощутил то, что для меня значило быть восьмилетним мальчиком на замерзшем пруду зимой. Это было состояние души, которое состояло из смеси переживаний грез наяву, состоящих из ощущений, которые возникают так быстро, что нет пространства (или желания) для раздумий. События просто происходят одно за другим. События на пруду теперь оказали эмоциональное влияние, аналогичное лопанью воздушного шара – не только Р. провалился под лед, нас обоих ударила в лицо реальность, которая уничтожила фантазийный аспект исследования на замерзшем пруду/Арктический Круг. Во время грез я почувствовал, что не имею другого выбора, кроме как превратиться в кого-то быстрого, который может делать то, что требуется. Р. был в воде. Я должен был стать кем-то, кем, по моим опасениям, не смогу стать, кем-то более взрослым, чем я был. Я не испытывал ничего героического во время этой (второй) грезы; я чувствовал несколько отключенным от себя, но по большей части у меня было сильное ощущение, что я справился.
К этому времени м-р В. нарушил молчание и начал рассказывать о своей терапии, когда он был в колледже. Он не мог заводить друзей и сильно скучал по дому. Пациент сказал, что для его родителей было большим напряжением платить за терапию. Через некоторое время я сказал м-ру В., что думаю, что, когда, находясь в коридоре, он осознал, что забыл инструкцию, которую записал, он испытал неловкость от своей детскости, и что для него поведение или даже ощущение как у ребенка является постыдной вещью. Пациент ничего не ответил на мой комментарий, но напряжение в его теле заметно уменьшилось. Некоторое время мы молчали. (Мне показалось, что м-р В. тревожился, что прохождение анализа будет напряжением для него – по многим причинам). Затем он сказал: ‘Там, снаружи я чувствовал себя таким потерянным’. В голосе м-ра В. появилась мягкость, когда он произносил эти слова, свойство голоса, которое я не слышал в нем, мягкость, которая оказалась редкой на протяжении нескольких лет его анализа. (Я знал, что чувство пациента, что было ‘там, снаружи’ также было чувством пациента, что начиналось ‘здесь внутри’ – внутри аналитического пространства, внутри отношений со мной – в которых он не чувствовал себя таким потерянным).
Обсуждение
Первая аналитическая встреча м-ра В. началась, честно говоря, примерно на десять минут раньше, чем мы впервые встретились. Его сообщения были сделаны посредством звуков, аукнувшихся на первой встрече и прошедших сквозь лабиринты анализа в целом.
В моем первом взаимодействии с м-ром В. в коридоре я откликнулся на его тревожные невербальные сообщения, идентифицировав себя, как д-р Огден, таким образом, не только называя себя по имени, но говоря о своей профессии, и почему я был там. Твердо, но не холодно я направил его в приемную. Моя интервенция была нацелена как на прекращение коммуникации м-ра В. посредством действий (которые, как оказалось, он плохо контролировал), так и на определение географического пространства, в котором должен был проходить анализ.
В его манере говорить со мной, когда он оказался в кабинете, казалось, что м-р В. игнорировал – и казалось, что он приглашает меня игнорировать, — события, которые произошли в коридоре. Вскоре я прервал м-ра В., когда он стал повторно представлять себя. Говоря ему, что я рассматриваю его действия в коридоре как способ рассказать мне о своих страхах по поводу начала анализа, я сообщил ему то, что серьезно отношусь к его бессознательным попыткам быть услышанным. Моя интерпретация была продолжением моего представления себя, как аналитика, и введения его в психоанализ. Безусловно, в том, что я делал и говорил, содержалась идея, что бессознательное говорит с оттенком правдивости, что оно отличается от, и почти всегда богаче, чем наш сознательный аспект в состоянии ощутить и передать. Я также представился пациенту аналитиком, для которого его поведение в коридоре не являлось нарушением ‘аналитических правил’; скорее оно выражало интенсивные, срочные сообщения о некоторых вещах, которые он бессознательно считал верными в отношении себя, которые, по его ощущениям, мне важно было знать с самого начала.
Ответным откликом м-ра В. на мои слова была робкая, озадаченная улыбка, которую я заметил в коридоре. Казалось, он мне показывает своим выражением лица смесь того, что переживалось как унизительная капитуляция и высокомерный вызов, особая смесь, которая, как я позднее узнал, была характерна для пациента в ответ на определенный вид нарциссической тревоги. Последовало короткое молчание, во время которого я вспомнил ряд застывших образов, мои мальчишеские переживания с Р., когда он провалился под лед. Наиболее яркими в этом воспоминании были чувства страха, стыда, изоляции и вины. Компонент стыда в этом переживании грез показался мне новым и очень реальным: мысль/чувство, что штаны Р. были обмочены потому, что в своем страхе он промочил их мочой (описался) [Моя ‘новая’ мысль/чувство (что промокшие от воды штаны Р. эмоционально являлись эквивалентом намоченной мочой одежды ребенка) не обязательно репрезентирует выкапывание вытесненных аспектов моего детского переживания. Скорее, я представляю переживание на пруду как накопленный опыт переживаний (‘альфа-элементы’ Биона (1962)), которые я хранил и позднее ‘вспомнил’ в контексте того, что происходило на бессознательном уровне на сессии. Мои ‘всплывшие в памяти’ элементы детских переживаний не были полным эквивалентом припоминания того переживания; на самом деле, невозможно сказать, было ли новое воспоминание детского переживания частью изначального переживания – и это не важно. А то, что действительно имеет значение, так это то, что элементы переживаний (прошлых и настоящих) были доступны мне в виде грез, что явилось верным в отношении эмоционального опыта переживаний, который у меня возник с м-ром В. в тот момент.]. Так же мгновенно, как образ Р. (с которым я тщательно идентифицировался) в его постыдно мокрой одежде, у меня возникло чувство печали по поводу нашей изоляции друг от друга, которое испытывали мы с Р.
Эмоциональное поле сессии было изменено таким образом, который я только начинал понимать, переживая свои воспоминания в контексте того, что происходило на бессознательном уровне между пациентом и мной. В след за моими воспоминаниями м-р В. дал подробный, но лишенный аффекта, отчет о своих переживаниях в коридоре. Он рассказал о том, что забыл дома клочок бумаги, на котором записал данные мною инструкции; он продолжил описывать свою неспособность ни войти в приемную, ни покинуть коридор (который воспринимался как тюрьма), и выйти в ослепляющий мир снаружи. Мой отклик на представленное м-ром В. описание своего пребывания в коридоре включало попытку заново сформулировать то, что он сказал несколько иным языком и с расширенным значением. В мои намерения входило подчеркнуть то, посредством чего пациент знал, но в то же время и не знал, что знает, о другом уровне переживаний, которые только что описал. Использованная мною фраза ‘безлюдная территория’, которую м-р В. употребил в своем рассказе, означала не только то, что он чувствовал себя одиноким, но также и трусливым, как будто он никто. Более того, в моем прояснении того, что вхождение в приемную являлось для него эмоциональным эквивалентом начала анализа, я также предположил, что вхождение в приемную представляло угрозу вхождения в потенциально безумный мир бессознательного. (Страх пациента бесконтрольного мира бессознательного также был жив и во мне в виде пугающего воспоминания образа Р., провалившегося под лед.)
Важный сдвиг произошел в середине сессии, когда м-р В. сам вернулся к переживаниям в коридоре. Он сделал деликатное, хотя и важное, эмоциональное различие, сказав: ‘Я почувствовал себя застигнутым за занятием, которое не должен был делать’, — а потом поправился: ‘Нет, это не правильно …. Я почувствовал себя пойманным на том, что я странный и не знаю того, что любой другой знает’. В голосе м-ра В. возникло чувство облегчения, т.к. он смог сказать нечто, что ощущалось верным (и важным) в отношении его эмоционального опыта. Затем пациент быстро ретировался на знакомую почву, оперевшись на защитное всемогущество, заявив, что он может быть более беспощадным, чем другие осмеливаются быть (или даже стремятся быть), и что он никогда первым не отступает.
Последовавшее затем длительное молчание было периодом, когда мне показалось, что пациент и я могли совершить большую бессознательную психологическую работу, которая была не возможна на сессии до этого. Моя греза, возникшая во время этой паузы, состояло в том, что воспоминание о происшествии на пруду оживилось в контексте того, что было обнаружено на сессии в период между первой и второй грезой. В противовес первой грезе, которую я переживал как серию застывших образов, новая греза была опытом разворачивающихся событий, которые казались гораздо ближе и более живыми по отношению к чувствам 8-летнего мальчика. В этом смысле возникло более понимающее, более сочувственное отношение к событию. Я меньше опасался переживать те чувства, которые были связаны с грезой.
В основе второй грезы было ощущения меня как мальчика, призванного (и призыв ко мне) сделать что-то, что, по моим опасениям, эмоционально и физически мне не под силу. Это чувств постыдной незрелости было новым переживанием того чувства, которое я испытывал в первой грезе в идентификации с Р. как 8-летним мальчиком, который вел себя как малыш (который в фантазии написал в штаны).
Наиболее эмоционально приемлемое аффективное состояние, возникшее во второй грезе, позволило мне по-другому слушать м-ра В., я услышал его обращение к финансовым ‘трудностям’ родителей (при оплате его терапии, когда он скучал по дому, находясь в колледже) как комментарий по поводу того, что он чувствовал в тот момент анализа. Я сказал ему, что думаю, что он чувствовал боль и смущение, как ребенок, когда находился в коридоре, и что для него вести себя или даже чувствовать себя как ребенок является очень постыдным. Он ничего не ответил на это, но его тело заметно расслабилось. Не только мои слова, но и сочувственные интонации моего голоса отражали мой собственный опыт в грезах, в которых я испытывал головную боль, и чувствовал себя постыдно инфантильным.
Затем м-р В. сказал ‘Там, снаружи я чувствовал себя таким потерянным’. Эти слова были живыми в отличие от того, что пациент говорил или делал ранее, не только вследствие мягкости его голоса, когда он произносил эти слова, но также и вследствие самих слов. Насколько по-другому звучало бы, если бы он сказал: ‘В коридоре я чувствовал себя потерянным’, — или: ‘Там, снаружи я чувствовал себя очень потерянным’, — вместо: ‘Там, снаружи я чувствовал себя таким потерянным’. Существует нечто безошибочное в отношении правды, когда мы ее слышим.
Завершая это клиническое обсуждение, я хотел бы коротко обратиться к вопросу, кто был тем, кто выдвинул идеи, которые воспринимались, как верные, в описанной сессии. Как я раньше говорил (Огден, 1994, 1997, 2001), я рассматриваю переживание грез аналитиком, как создание бессознательной интерсубъективности, которую я называю ‘аналитическим третьи’, третьим субъектом анализа, который совместно, но асимметрично, создается аналитиком и пациентом [Я рассматриваю совместно созданного бессознательного аналитического третьего в качестве положения в диалектическом напряжении бессознательного анализанда и аналитика, как отдельных людей, каждый из которых имеет свою личную историю, личностную организацию, свойства самосознания, телесные ощущения и т.д. ]. Я считаю бессмысленным для себя рассматривать мои грезы по поводу мальчишеских переживаний на пруду исключительно как отражение работы моего бессознательного или как отражение исключительно работы бессознательного пациента.
С этих позиций невозможно (и бессмысленно) говорить, что это была моя идея или пациента, которая была высказана в интерпретации ощущений м-ра В., как постыдно инфантильных и находящихся выше его понимания, когда его ‘уличили’ в неспособности как начать анализ, так и быть, и жить в мире. Ни м-р В., ни я по отдельности не были авторами того или иного понимания (относительной эмоциональной правды), которое было высказано или не высказано на первой сессии. Если и был автор, то это был бессознательный третий субъект анализа, который является всем и никем – субъект, который был одновременно и м-ром В. и мной, и никем из нас.
Перевод Виталины Чибис
Раздел «Статьи»
Жак Лакан «Стадия зеркала, как образующая функцию Я»
Серж Лебовиси «Теория привязанности и современный психоанализ»
Рональд Бриттон. Интуиция психоаналитика: выборочный факт или сверхценная идея?
Марья Торок «Болезнь траура и фантазм чудесного трупа»
Андре Грин «Мёртвая мать»
Замглавы МИДа заявил, что «нападение» России — бредовая идея-фикс Запада — РБК
Фото: Эрик Романенко / ТАСС
«Нападение» России на соседние страны — это бредовая идея-фикс Запада, который готов выдумать любой повод для очередных санкций. Об этом в интервью «РИА Новости» заявил замглавы МИД Александр Панкин.
«По большому счету, уже давно понятно, что и в отсутствие оснований для применения к России подобного рода рестрикций они будут найдены, а точнее, выдуманы, включая, как мы уже подчеркивали, бредовую идею-фикс о «нападении России на соседние страны», — сказал он.
Bloomberg узнал о планах G7 обсудить антироссийские санкцииСтраны Запада, в том числе США, Германия, Великобритания и другие, неоднократно заявляли, что в случае эскалации на границе с Украиной по вине России против последней будут введены жесткие санкции. В начале февраля Канцлер ФРГ Олаф Шольц охарактеризовал готовящиеся меры как «далеко идущие» и «очень жесткие». Ранее он также не исключал введение санкций против «Северного потока-2».
В то же время Reuters, The New York Times и The Washington Post сообщали, что США рассматривают вероятность ужесточения экспортного контроля и в перспективе ограничения экспорта в Россию высоких технологий. По их данным, Вашингтон намерен задействовать правило об иностранных товарах прямого назначения, которое ограничит поставки микроэлектроники, созданной с использованием чего-то, имеющего отношение к США (американских инструментов, ПО и так далее).
Комментарий: Опасные идеи Милошевича снова интересуют сербов | Комментарии обозревателей DW и приглашенных авторов | DW
Несколько дней назад Момчило Бабич был назначен послом Сербии в России. В 90-е годы прошлого века он входил в окружение семьи Слободана Милошевича. 20 лет назад в Гааге в отношении Милошевича был начат судебный процесс в Международном трибунале по бывшей Югославии.
Милошевича, который много лет руководил Сербией и стал правителем с неограниченными полномочиями, обвиняли в военных преступлениях, геноциде и преступлениях против человечности. Обвиняемый, чья политика послужила началом кровопролитных войн во время распада многонациональной Югославии, не признал легитимность суда. Еще до того, как был вынесен приговор, Милошевич умер от инфаркта в тюрьме, где провел 4 года.
Попытки реабилитировать Милошевича и его соратников
После революции 2000 года Сербия, спустя долгие годы автократии и войн в Хорватии, Боснии и Герцеговине и Косово, наконец обрела надежду. Первый демократически избранный премьер-министр Зоран Джинджич, который получил высшее образование в Германии и имел хорошие связи с Западом, был гарантом проведения реформ и отстранения от власти бывших элит периода правления Милошевича.
Но в 2003 году Джинджич был убит людьми, возглавлявшими спецподразделение «Красные береты». Имена убийц, которых приговорили к длительным срокам лишения свободы, сейчас вновь оказались на первых полосах газет. Потому что кто-то подал петицию об их досрочном освобождении.
Томас Брей
Попытка реабилитировать соратников Милошевича и убийц Джинджича очень хорошо укладывается в нынешнюю общую политическую картину в стране. Идея Милошевича — все сербы должны жить в одном государстве — однажды уже привела к войне и разрушениям. Кровавые конфликты в бывших югославских республиках проводились с одной целью — создания «великой Сербии».
С прошлого года националистическая программа под лозунгом «Сербский мир» снова стала допустимой для обсуждения в приличном обществе. Белград, дескать, должен заботиться о сербах в соседних государствах, чтобы они не чувствовали себя ущемленными. И это должно служить оправданием тому, что Белград хочет вмешиваться в политику в Боснии и Герцеговине, Косово, Хорватии и Черногории. Ведь в каждой из этих стран живут сербы, являясь национальным меньшинством.
Люди Милошевича возвращаются
То, что идеи Милошевича вновь возрождаются, логично. Ведь политики времен Милошевича тоже возвращаются и снова имеют право слова. И прежде всего Александар Вучич, который в Сербии решает все. Во времена Милошевича он работал на пропагандистском канале боснийских сербов и в период с 1998 по 2000 год был министром информации. С тех пор его имя на Западе связывают с попыткой закрыть рот иностранным СМИ. Сегодня в Сербии вновь прибегают к старым рецептам. СМИ находятся на службе у президента Вучича в любое время, когда ему нужно.
Ивица Дачич сменил Милошевича в качестве руководителя Социалистической партии, ранее он был министром иностранных дел и главой правительства. А сегодня — председатель парламента. Милорад Вучелич, с 1992 по 1995 год — генеральный директор государственного пропагандистского канала RTS, сегодня возглавляет крупнейшее бульварное издание Novosti, которое сейчас, как и тогда, пытается доказать, что сербов угнетают соседи и «злой Запад».
В эту картину вписывается и то, что осужденные за военные преступления генерал Владимир Лазаревич и Драган Васильевич снова стали рукопожатными. И на фоне всего этого нынешняя сербская оппозиция и критически настроенные историки не могут прийти к единому мнению — в Сербии сейчас такая же ситуация как в 90-е или уже гораздо хуже?
Автор: Томас Брей, много лет был корреспондентом dpa по Юго-Восточной Европе
Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
Смотрите также:
Архитектура брутализма в бывшей Югославии
Две пилы
Эти бетонные монстры стоят в белградском районе Конярник. Их называют «Тестера», что по-сербски означает «Пила», — из-за ступенчатой формы боковых высоток, напоминающей зубья пилы. Как и большинство образцов югославского архитектурного брутализма, они были построены во второй половине 1950-х годов и в 1960-х годах.
Архитектура брутализма в бывшей Югославии
Летающая тарелка
В эпоху авторитарного правления Иосипа Броз Тито в Югославии возникло много репрезентативных гигантских построек, — как, например, этот похожий на огромную летающую тарелку Музей авиации из стекла и бетона. Он находится рядом с главным белградским аэропортом.
Архитектура брутализма в бывшей Югославии
Самый большой купол в мире
В 1957 году, когда был введен в строй павильон номер один Белградского ярмарочного центра, его купол был самым большим в мире.
Архитектура брутализма в бывшей Югославии
Телевизор в чистом поле
Этот жилой комплекс в новой части Белграда сербы называют «Телевизором». Гигантский микрорайон построили в буквальном смысле этого выражения на пустом месте, недалеко от резиденции Тито.
Архитектура брутализма в бывшей Югославии
Партизанский мемориал
Гигантский мемориальный комплекс в Хорватии, на Петровой-Горе близ границы с Боснией и Герцеговиной, был возведен в 1981 году. Он посвящен партизанам, погибшим здесь в боях против вермахта и подразделений усташей. В лесах Петровой-Горы партизаны скрывались во время Второй мировой войны. Мемориал — в очень плохом состоянии и находится на грани разрушения.
Архитектура брутализма в бывшей Югославии
Зеленая больница
После того, как в 2018 году Музей современного искусства в Нью-Йорке посвятил архитектурному брутализму фотовыставку, этот стиль был реабилитирован и в бывшей Югославии. В частности, было пересмотрено решение о сносе центральной клинической больнице Дубрава в Загребе.
Архитектура брутализма в бывшей Югославии
Западные ворота Белграда
Башня Генекс, которую часто называют Западными воротами Белграда, была построена в 1980 году. Это, собственно, две башни, соединенные мостом. Высота жилой башни — 124 метра. На 30 этажах расположены 184 квартиры. Вторая башня стоит сейчас пустая.
Архитектура брутализма в бывшей Югославии
Герои и колоссы
Бетонные колоссы – часть так называемой «Долины героев», мемориального комплекса в национальном парке Сутьеска в Боснии и Герцеговине. Здесь в 1943 году прошло тяжелое сражение, в котором гитлеровцы задействовали 300 бомбардировщиков против югославской освободительной армии, у которой не было вообще никакого воздушного прикрытия.
Автор: Ефим Шуман
роль интеллектуальной собственности в кинопроизводстве
Кэти Джювел, ВОИС
Все мы любим кино. Этот уникальный вид искусства служит для нас источником развлечений, радости и восторга. Однако не стоит забывать, что кинопроизводство – процесс комплексный, требующий участия множества разных сторон. Какую роль в кинематографе играет интеллектуальная собственность?
Ответ прост: ИС является «тканью» всего процесса! ИС определяет каждый этап создания кинофильма от сценария до экрана (см. публикацию From Script to Screen: The Importance of Rights Documentation in the Distribution of Films ). Она помогает продюсерам привлекать необходимые средства для реализации кинопроекта, а режиссерам, сценаристам и актерам, равно как и многим другим творческим и техническим работникам, чья деятельность скрыта «за кулисами» кинозала, — зарабатывать на жизнь. ИС поощряет инновации в технологической сфере, расширяющие горизонты творчества и делающие возможным то, что ранее казалось недостижимым.
Права ИС определяют каждый этап создания кинофильма от сценария до экрана (Фото: WIPO/Berrod)Авторское право — охрана прав создателей произведений
Среди всех прав ИС авторское право является стержневым элементом всего процесса производства кинофильма. Авторское право, помимо прочего, защищает авторов или правообладателей от несанкционированного использования другой стороной их произведений.
Достаточно посмотреть на длинный список имен в титрах в конце фильма, чтобы в общих чертах понять, сколько людей участвует в производстве кинокартины. Это комплексный, коллективный процесс, который порождает многочисленные и разнообразные виды прав, касающихся разных этапов создания фильма, таких как написание сценария и музыки, режиссура и исполнение.
Права, связанные с каждым из этих этапов, должны пройти процедуры лицензирования, передачи и оформления; только тогда продюсер — человек, отвечающий за превращение творческой мысли в востребованную коммерческую идею, — может заявить свои права на тот или иной фильм, получить необходимые средства для производства и выдавать лицензии, разрешающие прокат кинокартины, с целью ее максимально широкого распространения.
Продюсер отвечает за реализацию кинопроекта. Хотя он может и не быть автором первоначальной идеи сценария, но без его проницательности и энтузиазма кинопроект едва ли когда-то увидит свет. В ходе процесса кинопроизводства продюсеры заключают многочисленные соглашения, определяющие порядок использования прав ИС, возникающих в результате участия в процессе различных творческих сторон, и форму вознаграждения. Эти договоренности основаны на авторском и договорном праве и получили название «последовательности правоустанавливающих документов». (Дополнительная информация о соглашениях, которые должен заключить продюсер, в статье Securing Rights — From Script to Screen).
Все начинается со сценария
Путь любого фильма начинается с поиска хорошего сюжета или сценария. В идеале продюсеру удается найти сценарий, готовый для съемки, но обычно для создания киносценария приходится пользоваться услугами профессиональных сценаристов. Сценарием может быть новое произведение или произведение, основанное на существующем материале, например романе, пьесе или комиксах.
Сам сценарий принято считать оригинальным произведением, в связи с которым возникают права ИС. Продюсер обычно привлекает сценариста для создания короткого сюжета кинофильма и его чернового варианта; при этом соглашением может быть предусмотрено создание последующих вариантов, их переработка или доработка в обмен на согласованный гонорар. Организационно-правовая форма договора, заключенного с автором сценария, изменяется в зависимости от применимого законодательства в области авторского и смежных прав.
Если кинофильм является экранизацией существующего произведения, то продюсер — прежде чем предпринимать дальнейшие шаги — заключает договор опциона для получения права на использование этого материала. Договор опциона устанавливает, что владелец оригинального произведения, т.е. сценария, книги, статьи или рассказа, соглашается наделить продюсера на определенный срок правом, позволяющим создать фильм по этому произведению.
По мере готовности фильма (и использования опциона) владелец авторского права получает согласованный гонорар за действующее право, разрешающее использовать произведение в рамках конкретного фильма. В то же время обычно заключается договор о продаже прав, который определяет условия владения правами на киносценарий, на телематериал или правом, разрешающим использовать продукт в рамках смежных сегментов рынка, например для целей домашнего просмотра или новых информационно-коммуникационных технологий.
Искушённый продюсер пытается заполучить максимально широкие права, с тем чтобы обеспечить оптимальную рентабельность и иметь свободу действий, например, для создания следующей серии фильма. Первоначальный владелец авторского права, со своей стороны, прилагает все усилия к тому, чтобы сохранить за собой некоторые права, например право на публикацию, права на постановку пьесы, права на трансляцию по радио, права на использование образов героев (если у кого-то появится желания написать продолжение). Подробные договоры о продаже прав помогают избежать в будущем непредвиденных правовых проблем.
Финансирование
Когда речь заходит о получении необходимых для производства фильма средств, права ИС, подкрепленные четкой последовательной правоустанавливающей документацией, безусловно, являются самым ценным активом продюсера. Отсутствие четкой последовательной правоустанавливающей документации может серьезно затруднить — или даже сделать невозможной — продажу кинопродукта. Соглашение с известным сценаристом, актером или режиссером способно значительно повысить шансы на получение поддержки, необходимой для финансирования производства и распространения фильма.
Кроме того, именно продюсер выбирает подходящего режиссера для реализации кинопроекта и обсуждает с ним условия договора. Такие договоры охватывают ряд вопросов, при этом режиссер, в зависимости от юрисдикции, может получить статус автора и совладельца конкретного фильма, наделенного соответствующими правами, или же наемного работника с заработной платой или совмещать обе функции. Нередко режиссеры также получают от кинопрокатчиков гонорары, а в некоторых странах, например во Франции, имеют право в контексте своих неотъемлемых личных неимущественных прав обсуждать положение, касающееся окончательного монтажа, что позволяет им принимать решения о том, какой вариант картины появится на широком экране.
Охрана прав актеров
Продюсер аналогичным образом заключает договоры с актерами и исполнителями. Эти договоры могут быть многоплановыми и «тонкими», поскольку совмещают в себе вопросы, касающиеся прав ИС, в частности те, которые связаны с передачей прав продюсеру, и условия трудового договора.
Правовой статус актеров отличается в зависимости от страны. В некоторых государствах актеры наделяются широким кругом так называемых смежных прав (см. публикацию «Понимание авторского права и смежных прав» ). Тогда как во многих других странах актеры привлекаются для участия в съемках в качестве наемных работников и не имеют или почти не имеют возможности отстаивать выгодные для них договорные условия о вознаграждении (см. статью Managing performers’ rights: the role of contracts).
По окончании съемок фильма материал отправляется в монтажную, где режиссер монтажа, режиссер и композитор отбирают нужные кадры для создания наилучшей версии или окончательного монтажа фильма. После того как картина будет готова для показа на широкую аудиторию, права ИС сохранят свою определяющую роль в процессе кинопроизводства.
Договоренности с дистрибьютерами
Только при наличии четких последовательных правоустанавливающих документов (закрепляющих владение преимущественными правами на произведение) продюсер может добиться успеха при заключении сделок с распространителями. Продюсеры заключают соглашения с дистрибьютерами на условиях вознаграждения и с обязательством распространения фильма на основных рынках. В современной обстановке не существует типового соглашения с дистрибьютером. Продюсер может заключать договоренности с объединенной компанией, которая имеет возможность организовать прокат фильма в местных кинотеатрах, на компакт-дисках или на DVD, или же выдать лицензию местным телеканалам на его использование либо продать его зарубежным покупателям на кинофестивалях. Другой вариант — наладить отношения с различными дистрибьютерами, работающими в разных сегментах рынка, например кино- и видеоиндустрии, и тогда именно эти субъекты должны будут выдавать отдельные лицензии на те или иные права.
Договоры о распространении традиционно содержат положения, предусматривающие, что дистрибьютер имеет законное право внести некоторые изменения в фильм для целей распространения. Эти изменения могут касаться названия или монтажа и помогут удовлетворить требованиям классификации фильмов или цензуры или же дубляжа и наложения титров и т.д.
Любой дистрибьютер несет расходы в связи с маркетингом фильма, призванным обеспечить ему наиболее выгодную позицию на рынке. Продюсер прикладывает все усилия к тому, чтобы распространитель с должной ответственностью относился к своей задаче продвижения фильма на рынке. Продюсер может также пожелать оговорить права, касающиеся консультаций о форме проведения и направлении маркетинговой кампании.
Число и виды соглашений в области ИС, которые могут стать результатом процесса кинопроизводства, столь же разнообразны, сколь и многочисленны. В условиях такого многообразия вопросов и прав, которые должны быть учтены и пройти юридическую очистку, производители фильмов нередко страхуют профессиональную ответственность на случай возникновения каких-либо вопросов, связанных приобретением прав.
Товарные знаки и продвижение товара
Не менее видное место в индустрии кино занимают и товарные знаки. Аналогично любой другой отрасли в киноиндустрии используются товарные знаки для создания отличительного образа и привлечения внимания к продукту в условиях насыщенности рынка: будь то широкопопулярная компания 20th Century Fox и родственная ей Fox Searchlight, востребованная любителями более эксцентричного подхода, или кумиры анимации Pixar и Disney как компания, ориентированная на семейные ценности.Название кинофильма также может охраняться как товарный знак, например «Звездные войны», аналогично образам главных героев и компонентам кинофильма, в частности Джеймс Бонд, 007, Гарри Поттер и Симпсоны. Регистрация этих компонентов в качестве товарных знаков может открыть путь для заключения прибыльных соглашений в области лицензирования и продвижения товара, которые помогают покрывать расходы на производство и рекламу фильма.
Принято считать, что Уолт Дисней стал первым, кто раскрыл потенциал кинематографа и его героев в свете получения дополнительного дохода (например, помимо кинопроката). Образ и имя Микки Мауса, самого узнаваемого героя мультипликационных фильмов в мире, были зарегистрированы в качестве товарного знака еще в 1928 г. К 2010 г. доля этого легендарного талисмана компании Disney в мировом товарообороте розничной торговли составила девять млрд. долл. США и продолжает демонстрировать высокий потенциал роста.
Еще один яркий пример успешного продвижения кинопродукта на рынке представляет собой фильм «Звездные войны». За первой картиной «Звездных войн», вышедшей на экраны в 1977 г., последовали еще пять фильмов-хитов, повлекших за собой создание высокодоходного многомиллиардного рынка предметов коллекционирования по мотивам фильма (начиная с фигурок героев и заканчивая световыми мечами, цепочками для ключей и книгами). «Звездные войны» стали непоколебимым культовым явлением, модной традицией, которая продолжит свое существование благодаря планам приступить в этом году к съемке «Звездных войн VII».
Скрытая реклама
Создатели кинофильмов и кинокомпании могут воспользоваться еще одним ценным приемом — техникой скрытой рекламы: те или иные брендовые товары (имеющие товарный знак) «вписываются» в сюжетную линию фильма. Самый первый пример скрытой рекламы встречается в картине «Крылья» 1929 г, где по сюжету упоминаются конфеты «Херши».
В свете широкого распространения цифровых технологий, позволяющих зрителям «отсеивать» рекламу, сегодня многие компании расценивают скрытую рекламу как более доступный и действенный метод взаимодействия с потребительской аудиторией. Для представителей индустрии кино эта практика стала ценным инструментом компенсации расходов на производство и рекламу.
Благодаря договоренности с компанией «Хайнекен» — по существующей информации, стоимостью в 45 млн. долл. США, — создатели последней серии ленты о Джеймсе Бонде «Координаты: «Скайфолл» (2010 г.) покрыли почти треть расходов на производство фильма. Техника скрытой рекламы применяется в «Бондиане», одном из самых успешных в мире примеров кинофраншизы, с 1960-х гг. В докладе новостного интернет-ресурса Business Insider перечислены все продукты, так или иначе упомянутые в фильмах о Бонде за время их существования. Значение этих «нагрузочных» товаров таково, что что некоторые киностудии включают их упоминание в сценарий еще до фактического создания фильма.
Техника скрытой рекламы применяется в «Бондиане», одном из самых успешных в мире примеров кинофраншизы, с 1960-х гг. Модель Z8, серийный вaриант концепт-кара 1997 г. Z07, созданная Хенриком Фишером в проектно-конструкторском бюро BMW в США, появляется в фильме о Бонде «И целого мира мало» (1999 г.) и играх про Джеймса Бонда, агента 007 «Под обстрелом» и «Гонки 007». (Photo: Jimmy Baikovicius [CC-BY-SA 2.0]).Технологические инновации
Для создания фильма используется множество технических средств: это и камера, и осветительные приборы, аппаратура монтажа, оборудование для звуковых и специальных эффектов. Инновации — это визитная карточка отрасли. На протяжении всей истории пытливые умы искали новые, более совершенные пути, позволяющие расширить горизонты возможного. Многие из таких уникальных технических решений охраняются патентами.
С того времени, когда Томас Эдисон и братья Люмьер сделали кинематограф массовым явлением, киноотрасль претерпела огромные технические изменения. Золотой век немого кино сменился эпохой звукового кино, которое придавало новое значение диалогу и игре актеров и, в свою очередь, привело к появлению киножанров. Изобретение техниколора (был создан в 1916 г. и дорабатывался на протяжении нескольких десятилетий) позволило сделать кинокартинку более реалистичной, а использование передовых новаторских, высокопроизводительных акустических систем — начиная с системы Vitaphone компанией Warner Brothers (была использована для создания первого полнометражного звукового фильма «Певец джаза» в 1927 г.) и до системы Dolby Surround (впервые применена в 1982 г.) — обогатило кинематограф.
На протяжении всей истории пытливые умы искали новые, более совершенные пути, позволяющие расширить горизонты возможного. Считается, что испанский кинорежиссер Сегундо де Шомон был первым, кто поместил камеру на движущееся устройство в 1907 г. Эта обманчиво простой шаг оказал огромное влияние на процесс кинопроизводства. Использование операторской тележки, платформы на колесах с закрепленной на ней камерой, помогает создать плавность съемки с движения, даже с тяжелым и громоздким оборудованием на ней. (Фото: Dan Eckert [CC-BY-2.0]).Цифровые технологии – будущее кинематографа
Переход с пленки на «цифру» в последние годы оказал очень большое влияние на отрасль, повысив качество продукции, сократив расходы и сроки производства, а также упростив доступ в киноиндустрию для любителей и создателей бюджетных фильмов.
Цифровые технологии также предоставили колоссальные возможности для использования спецэффектов, стимулировали развитие жанров научной фантастики и «фэнтези». Благодаря цифровым технологиям в распоряжении создателей кинофильмов сегодня имеются инструменты для воссоздания образа воображаемых миров, исследуемых героями фильмов.
Компьютерная графика (технология CGI) впервые была использована в фильме «Мир Дикого Запада», снятом в жанре научной фантастики в 1973 г. В 1995 г. компания Pixar создала первый полнометражный фильм в жанре компьютерной анимации «История игрушек», а «Миллионер из трущоб», появившийся в 2009 г., стал первой картиной, снятой по большей части «на цифру», который получил премию «Оскар» в номинации «Лучшая операторская работа». В том же 2009 г. «Аватар» Джеймса Кэмерона явил миру новые возможности: использованная в нем техника стереоскопической съемки в формате 3D помогла создать удивительный монолитный сплав актерской игры и компьютерной графики с помощью применения кардинально новых технологий захвата движения.
Широкое использование и применение цифровых технологи, в том числе и сети Интернет, в корне меняют индустрию кино с точки зрения методов потребления и распространения кинопродукции (потоковое видео и скачивание) и сглаживает различия. Цифровые технологии, бесспорно, являются той средой, которая подпитывает любовь к кинематографу во всем мире.
Пирло о первой победе «Ювентуса»: не хочу просто копировать чьи-то идеи
https://rsport. ria.ru/20200921/pirlo-1577526569.html
Пирло о первой победе «Ювентуса»: не хочу просто копировать чьи-то идеи
Пирло о первой победе «Ювентуса»: не хочу просто копировать чьи-то идеи — РИА Новости Спорт, 21.09.2020
Пирло о первой победе «Ювентуса»: не хочу просто копировать чьи-то идеи
Главный тренер «Ювентуса» Андреа Пирло после победы над «Сампдорией» в матче первого тура чемпионата Италии по футболу поделился впечатлениями от своего дебюта. РИА Новости Спорт, 21.09.2020
2020-09-21T01:55
2020-09-21T01:55
2020-09-21T01:55
футбол
андреа пирло
серия а (чемпионат италии по футболу)
ювентус
сампдория
/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content
/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content
https://cdnn21.img.ria.ru/images/rsport/79592/36/795923633_0:318:3900:2513_1920x0_80_0_0_b00fe0374c06479b2813e80064d5a367.jpg
МОСКВА, 21 сен — РИА Новости. Главный тренер «Ювентуса» Андреа Пирло после победы над «Сампдорией» в матче первого тура чемпионата Италии по футболу поделился впечатлениями от своего дебюта. «Ювентус» в воскресенье на своем поле разгромил «Сампдорию» со счетом 3:0. Пирло возглавил туринцев в августе, сменив на посту главного тренера Маурицио Сарри.»Был хороший первый тайм, жаль, что мы не забили больше одного гола. Наша физическая готовность к концу снизилась, но мы оставались начеку и контролировали все ситуации, включая контратаки «Сампдории». У нас не было много времени, так как «предсезонка» началась поздно, а потом игроки уехали в сборные. У нас был только один товарищеский матч, но это был хороший дебют, и мы продолжим работать», – добавил Пирло.
РИА Новости Спорт
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
2020
РИА Новости Спорт
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
Новости
ru-RU
https://rsport.ria.ru/docs/about/copyright. html
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
РИА Новости Спорт
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
https://cdnn21.img.ria.ru/images/rsport/79592/36/795923633_18:0:3882:2898_1920x0_80_0_0_39e04ba9adb8096ccff50a5f9920b34d.jpgРИА Новости Спорт
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
РИА Новости Спорт
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
андреа пирло, серия а (чемпионат италии по футболу), ювентус, сампдория
МОСКВА, 21 сен — РИА Новости. Главный тренер «Ювентуса» Андреа Пирло после победы над «Сампдорией» в матче первого тура чемпионата Италии по футболу поделился впечатлениями от своего дебюта.
«Ювентус» в воскресенье на своем поле разгромил «Сампдорию» со счетом 3:0. Пирло возглавил туринцев в августе, сменив на посту главного тренера Маурицио Сарри.
«Потребуется время, чтобы собрать все вместе разные варианты игры. Я не хочу просто копировать и использовать чьи-то идеи, у меня есть свои. Я хочу взять что-то от команд, которые меня вдохновили, – приводит Football Italia слова Пирло, сказанные в эфире Sky Sport Italia. – Очень важно вести диалог с игроками, так как я был игроком еще несколько лет назад, и мне всегда нравилось дискутировать с ними. Важно, чтобы каждый знал, чего он хочет и о чем думает».
«Был хороший первый тайм, жаль, что мы не забили больше одного гола. Наша физическая готовность к концу снизилась, но мы оставались начеку и контролировали все ситуации, включая контратаки «Сампдории». У нас не было много времени, так как «предсезонка» началась поздно, а потом игроки уехали в сборные. У нас был только один товарищеский матч, но это был хороший дебют, и мы продолжим работать», – добавил Пирло.
Чей против Кто | Grammarly Blog
Who’s — это сокращение, связывающее слова who is или who has и who’s — притяжательная форма who . Они могут звучать одинаково, но правильно написать их может быть сложно. Чтобы понять разницу между «кто есть» и «чей», читайте дальше.
Кто против кого
- И who’s, и who’s происходят от местоимения who (шокирует, правда?).
- Who’s — это сокращение, означающее, что два слова склеены вместе.Формула: кто + есть, или кто + имеет.
- Например: кто голоден?
- Чья — притяжательное местоимение. Используйте его, когда вы спрашиваете (или говорите), кому что-то принадлежит.
- Например: чей это бутерброд?
Совет: Хотите, чтобы ваш текст всегда выглядел великолепно? Grammarly может уберечь вас от орфографических, грамматических и пунктуационных ошибок, а также других проблем с письмом на всех ваших любимых веб-сайтах.
Но когда вам нужно «кто», чтобы объяснить, что означает «чей», требуется больше информации.Кроме того, даже несмотря на то, что кто является сокращением, а кто притяжательным, сложите их вместе, и вы будете звучать как сова, начинающая засыпать. Это потому, что эти два слова являются омофонами, то есть они звучат одинаково, но означают разные вещи. Держите свои апострофы там, где они должны быть, продолжая это объяснение того, кто против кого.Что такое
Кто ?Во-первых, давайте познакомимся с этим исключительно хитрым местоимением. У него много форм, и многие смельчаки съеживались, пытаясь использовать его правильно.
Кто
Кто — это местоимение подлежащего, например он, она, я, или они, , но это вопросительное местоимение, используемое для одушевленных предметов. Другими словами, используйте его, чтобы задать вопрос о , кто из что-то сделал или является кем-то.
«Кто здесь главный?» — Кто просил тебя пойти на танцы? «Кто это?»
Кому
Это бич жизни многих англоязычных. Но это не так сложно, как вы думаете: , которому — объектное местоимение, означающее, что если вы можете заменить его на «он», «она», «я» или «они», все готово.
«На кого вы ссылаетесь?» — Кого ты пригласил на танцы? — С кем ты говоришь?
Да, мы знаем — звучит душно. Но если вы хотите быть правильным правильным, вот как это работает.
А теперь к виновникам орфографии.
Кто или чей
Они звучат одинаково: ху . Это рифмуется с обувью.
Итак: это , чья обувь ? Или , чьи туфли ?
Кто
Напомним, «кто» — это местоимение, используемое для обозначения «что или какой человек или люди».” Добавьте апостроф и s по следующим причинам:
Кто = кто + есть или
Кто = кто + имеет
Действительно. Это так просто.
Who’s — это сокращение. Это означает, что апостроф заменяет пропущенную букву, чтобы упростить и ускорить произношение. Представьте, что вы говорите: «Я не знаю, кто пойдет». Вслух это, вероятно, будет звучать как «Я не знаю, кто пойдет». Жюри еще не приняло решение на , но мы предполагаем, что вы уже слышали об использовании апострофа для обозначения пропущенного слова или звука. Разве вы не согласны?
Чей
Чья обувь? Перевод: кому принадлежат туфли?
Чья — местоимение, используемое в вопросах, чтобы спросить, кто чем-то владеет или что-то имеет. Другими словами, , которого о владении.
Не дайте себя обмануть: с одной стороны, поскольку граммазоны помечают притяжательные существительные апострофом + s , возникает соблазн подумать, что who’s (а не who’s ) является притяжательной формой who’s .Но апострофы также используются в сокращениях. Вот на что указывает апостроф в , кто есть , и вот почему , чье является притяжательной формой местоимения.
Подумайте об этом так:
Его = принадлежащий ему Это = сокращение это или это Чья = принадлежащая кому Who’s = сокращение кто или кто
Кстати, Чья обувь? будет означать «Кто такой Ботинок?» У некоторых людей странные прозвища.Как Синий. Чьи подсказки? Подсказки Блю.
Как ни странно, приведенное выше предложение не означало бы «У кого есть туфли?» — вы, вероятно, сказали бы: «У кого есть туфли ?» если это то значение, которое вам нужно.
У кого есть время на примеры?
Что ж, мы надеемся, что да. Но , чье сейчас -е время? Ваше время. Мы надеемся, что вы потратите его на изучение этих примеров использования who is и who is .
Кто боится большого злого волка?
Если эта мелодия застряла у вас в голове до конца дня, можете винить нас.
Чья это линия ?
Кто против приправить урок грамматики какой-нибудь комедией из 90-х?
Люди, стоящие за бивнями: Кто такие Кто из актеров Warcraft
(moviepilot.com)
Следовательно, их роли должны были быть заполнены офицерами ЦРУ , чьи личности не были раскрыты русским.
(Том Клэнси, Главнокомандующий , 124)
Бесси несла фонарь, свет которого падал на мокрые ступени и гравийную дорогу, промокшую от недавней оттепели.
(Шарлотта Бронте, Джейн Эйр , 50)
На это стоит обратить особое внимание: «кто» во всех его формах обычно относится к одушевленным существам, но в притяжательном падеже нет эквивалента для неодушевленных предметов, таких как фонарь Бесси. Очень неудобная альтернатива: «Бесси несла фонарь, свет которого падал на мокрые ступени». Фигово.
И, наконец, , у которого есть на всякий случай:
[Они] Дети из более богатых районов, где победа — огромная честь, , которых всю жизнь готовили к этому.
(Сюзанна Коллинз, Голодные игры , 36)
Да, значит у кого .
Кто знает, кто и чей?
Мы надеемся, что к настоящему моменту все, кто дочитал до этого места. На всякий случай повторим:
- Оба эти слова являются вариантами вопросительного местоимения who .
- Who’s является сокращением who + is или who + has .
- Чей означает «принадлежащий кому», а иногда и «которого».
Чья грамматика улучшилась после этого чтения? Теперь вы тот, кто готов стильно использовать эти местоимения.
цифровых валют Центрального банка: идея, время которой пришло?
Поскольку все больше правительств рассматривают возможность выпуска собственных цифровых валют центральных банков, каковы преимущества и проблемы этого изменения в глобальной налогово-бюджетной и денежно-кредитной политике?
Политические и политические дебаты о цифровых валютах центральных банков (CBDC) набирают обороты, и количество консультаций увеличивается.Банк международных расчетов (BIS) опубликовал обзор мотивов, экономических последствий и границ исследований вместе с предлагаемыми областями для дальнейшей работы для тех центральных банков, которые рассматривают возможность выпуска цифровых валют.
Согласно опросу, проведенному в конце 2020 года, 86% мировых центральных банков проводят исследования в области CBDC, а по состоянию на июль 2021 года 56 центральных банков публично сообщили о своих исследованиях или разработках. Однако по состоянию на ноябрь 2021 года только два центральных банка запустили CBDC, а еще несколько проводят пилотные проекты.
Принципы государственной политикиПо своей сути, розничная CBDC будет цифровой формой денег центрального банка, деноминированной в национальной расчетной единице, отличной как от электронных резервов (к которым в настоящее время нет доступа у физических лиц), так и от физических денег. Как прямая ответственность центрального банка страны, CBDC также будут отличаться от денег коммерческих банков. В случае выпуска CBDC как форма денег центрального банка могут действовать как ликвидный, безопасный расчетный актив и как якорь для платежной системы.
Определение — самая легкая часть дебатов по CBDC. Дизайн любой CBDC будет включать в себя сложные решения, в том числе необходимость найти баланс между множеством целей государственной политики для CBDC.
В октябре G7 вступила в дебаты, опубликовав набор принципов государственной политики для розничных CBDC. Тем не менее, G7 подтвердила, что решение о запуске CBDC должна принимать каждая страна, и ни одна юрисдикция G7 еще не сделала этот выбор.
Существует 13 принципов государственной политики, разделенных на две части.Принципы 1–8 охватывают основополагающие вопросы, а принципы 9–13 охватывают возможности выпуска CBDC. «Основополагающие вопросы» — это те, которые должна продемонстрировать любая CBDC, если она хочет завоевать доверие пользователей. К ним относятся сохранение денежной и финансовой стабильности, защита конфиденциальности пользователей, строгие стандарты операционной и киберустойчивости, недопущение финансовых преступлений и уклонение от санкций, а также экологическая устойчивость. CBDC также могут предложить ряд возможностей, в том числе в отношении инноваций и цифровой экономики, расширения доступа к финансовым услугам и уменьшения разногласий в трансграничных платежах.
Потенциал CBDC для поддержки безопасных и эффективных транзакций в рамках процветающей экономики огромен, и использование возможностей и устранение рисков (в отношении денежно-кредитной и финансовой стабильности вместе с доверием к финансовой системе) являются политическим приоритетом.
По всему мируПринципы государственной политики G7 являются наложением на события во всем мире.
Например, в Азии ряд центральных банков изучает потенциал CBDC.Считается, что Народный банк Китая взял на себя инициативу, когда он начал разработку CBDC, e-CNY , в 2014 году. Банк уже провел 10 пилотных проектов в розничной торговле. Электронный CNY призван заменить наличные в качестве законного платежного средства и использует двухуровневую систему, в соответствии с которой центральный банк выпускает электронные CNY коммерческим банкам, которые затем распространяют их среди населения.
В октябре Валютное управление Гонконга выпустило технический документ о разработке и выпуске своей розничной CBDC, e-HKD . Ожидается, что в Таиланде регулирующие органы сосредоточатся на исследованиях и разработках общедоступной розничной CBDC в 2022 году.
В ноябре Валютное управление Сингапура (MAS) опубликовало документ с оценкой экономических соображений в контексте Сингапура для розничных CBDC. Хотя совершенно ясно, что он не обязуется выпускать CBDC, в документе MAS делается вывод, что: «Мир подходит к перепутью эволюции денег и платежей. Как и многие центральные банки по всему миру сегодня, MAS рассматривает, как лучше всего реагировать на появление новых форм денег, предоставляемых потенциально доминирующими поставщиками платежных услуг, наряду с сокращением использования наличных денег.
На Ближнем Востоке Центральный банк Объединенных Арабских Эмиратов в 2019 году успешно завершил проект Aber, исследование CBDC, подтверждающее концепцию, и изучил осуществимость технологического решения распределенного реестра для трансграничных переводов средств с Саудовской Аравией. Центральный банк.
В ноябре Банк Англии (BoE) и Казначейство Ее Величества опубликовали совместное заявление, в котором объявили о следующих шагах по исследованию британской CBDC. В частности, в 2022 году HMT и Банк Англии намерены начать консультации по поводу британской CBDC, которые оценят основные имеющиеся проблемы, рассмотрят особенности дизайна высокого уровня, возможные преимущества и последствия для пользователей и бизнеса, а также соображения для дальнейшая работа.
В США потенциал для CBDC находится на рассмотрении, но как хранитель наиболее широко используемой в мире валюты Федеральный резерв действует осторожно. Он работает с Массачусетским технологическим институтом над созданием технологической платформы для гипотетического цифрового доллара; однако председатель Федеральной резервной системы Джером Пауэлл сказал, что правильный цифровой доллар был «гораздо важнее», чем скорость.
Американский некоммерческий проект «Цифровой доллар» объявил в мае, что в течение следующих 12 месяцев запустит пять пилотных программ для частного сектора, чтобы протестировать потенциальное использование цифровой валюты центрального банка США, что является первой попыткой такого рода в Соединенных Штатах.
Сложные будущие решенияХотя подход к разработке CBDC может сильно различаться в разных странах, важно, чтобы применялись последовательные высокоуровневые подходы, помогающие ориентироваться в неотъемлемых зависимостях и компромиссах. Ни одна из юрисдикций-членов G7 еще не приняла решение о внедрении розничных CBDC. Тем не менее, это только вопрос времени, учитывая быстрое и широкое распространение цифровых платежей, которое еще больше ускорилось из-за пандемии.Фундаментальный сдвиг, который будет частью принятия любой CBDC, означает, что юрисдикции действуют осторожно, учитывая важные вопросы, поднятые о том, как люди взаимодействуют с деньгами и платежами.
Финансовым компаниям необходимо будет продолжать взаимодействие со своими центральными банками, чтобы внести свой вклад в продолжающиеся исследования и анализ как внутри страны, так и совместно с международными коллегами. Как выразилась G7, «благодаря международному сотрудничеству есть возможность поделиться знаниями и извлеченными уроками, чтобы добиться значимого прогресса и реализовать потенциальный ряд мощных преимуществ, которые может иметь CBDC, в частности возможность использовать инновации для обеспечения устойчивости, эффективные и инклюзивные платежи.
Плохая идея, время которой никогда не придет
Повторяемые достаточно часто, даже заведомо ложные утверждения кажутся правдой. Утверждение, что Социальное обеспечение сталкивается с огромными проблемами, требующими значительного сокращения пособий или увеличения налогов, является показательным примером. Предположительно хорошо информированные люди повторяли это утверждение так часто, что можно потерять доверие, ставя под сомнение его точность. Но это ложь.
Разумное рассуждение следует из фактов. Дело в том, что Социальное обеспечение адекватно финансируется на 30 лет и что проблема его долгосрочного финансирования может быть решена путем реформ, которые не влекут за собой серьезных изменений базовой структуры программы и повышения налога на заработную плату.
Насколько велика проблема?
Прогнозируется, что в период с 1997 по 2035 год расходы на социальное обеспечение вырастут на 2 процента от валового внутреннего продукта. Рост за почти 40 лет такой же, как рост расходов на социальное обеспечение с 1970 по 1982 год — всего 12 лет — и падение расходов на оборону с 1989 по 1996 год — всего 7 лет. Дело не в том, что любым из этих сдвигов можно пренебречь. Дело в том, что прошлые изменения в расходах на социальное обеспечение и национальную оборону были такими же значительными, как прогнозируемые изменения в расходах на социальное обеспечение, и происходили намного быстрее, но не рассматривались как огромная проблема или огромная непредвиденная удача.Небольшая перспектива в порядке.
А как насчет прогнозируемого снижения соотношения работающих и пенсионеров — примерно с 3 к 1 в 1995 г. до примерно 2 к 1 к 2035 г.? Похоже, что каждый работник, который сейчас заботится о трети пенсионера, в 2035 году должен будет заботиться о половине пенсионера — увеличение на 50 процентов. Но реальное финансовое бремя, с которым сталкиваются рабочие везде и во все времена, — это необходимость поддерживать всех, кто не работает, не только пожилых людей, но и самих себя. Общая численность населения на 100 рабочих (см. рисунок), достигшая долгосрочного максимума в 1960 г., с тех пор упала примерно на 20 процентов до долгосрочного минимума. Основными причинами явились сокращение числа детей на одного работающего и, в меньшей степени, увеличение доли работающих женщин (отсюда сокращение числа иждивенцев несовершеннолетнего возраста). Число пожилых пенсионеров на одного работника увеличилось, но ненамного. В течение следующих 45 лет он будет быстро расти. Прогнозируется, что число взрослых иждивенцев в расчете на одного работника перестанет падать, поскольку уменьшение доли мужчин, которые работают больше, чем компенсирует некоторое дальнейшее увеличение доли работающих женщин. Частично компенсируя эти тенденции, число детей будет продолжать снижаться.
Общее количество ртов, которое должен кормить каждый работник, вырастет примерно на 6 процентов в течение следующих 45 лет, а не на 50 процентов, как предполагалось, если сосредоточить внимание только на пенсионерах. Рост производительности труда всего на 0,1 процента в год компенсировал бы это бремя. В 2040 году бремя будет на 16 процентов ниже, чем в 1960 году. Но пожилые люди содержатся на государственном уровне, а дети и несовершеннолетние иждивенцы — в основном в частном порядке. Не создает ли изменение в зависимости от того, кто является зависимым, серьезной нагрузки на государственные финансы? Изменение финансовых механизмов для такой политически чувствительной программы, как социальное обеспечение, никогда не бывает легким делом.Но экономический масштаб проблемы невелик, и те, кто хочет видеть трезвые и разумные действия, должны это четко осознать.
Решение проблемы в шесть шагов
Даже если расходы не растут так сильно, как говорят некоторые, не потребуются ли героические изменения в системе социального обеспечения, чтобы закрыть дефицит? Ты будешь судьей. Описанная ниже программа не только закроет прогнозируемый долгосрочный дефицит, но и создаст профицит.
Reform 1 Согласно действующему законодательству государственные служащие в нескольких штатах и районах не охвачены системой социального обеспечения.Однако большинство из них получают право на социальное обеспечение, работая до, во время или после работы в правительстве, и они получают гораздо больше пособий по социальному обеспечению, чем предполагал Конгресс. Пособия по социальному обеспечению рассчитываются на основе среднего заработка за 35 лет наивысшего заработка. Эти государственные и местные работники, которые имеют значительный заработок за годы, проведенные вне системы социального обеспечения, зарегистрированы как не имеющие никакого дохода. Поскольку их средний заработок в системе социального обеспечения кажется низким, они получают относительно более высокие пособия, предназначенные для лиц с низким доходом, а также их государственные или местные пенсии.Законодательство, принятое в 1977 году, уменьшило, но не устранило проблему.
Недавний Консультативный совет по социальному обеспечению единогласно проголосовал за то, чтобы все новые штатные и местные наемные работники подпадали под действие системы социального обеспечения. Эта реформа устраняет 10 процентов прогнозируемого дефицита.
Реформа 2 Увеличение с 35 до 40 лет, в течение которых рассчитывается средний заработок по социальному обеспечению, приведет к сокращению пособий, поскольку дополнительные 5 лет по определению будут меньше, чем самые высокие 35 лет. Большинство членов Консультативного совета поддержали увеличение до 38 лет. Переход к 40 годам закроет 21 процент дефицита.
Реформа 3 Частные накопительные пенсии облагаются подоходным налогом с населения, за исключением случаев, когда пенсия возвращает деньги, которые уже были обложены налогом. В случае социального обеспечения подоходным налогом с населения облагается только налог на заработную плату работника. Обложение налогом всех пособий по социальному обеспечению приведет к тому, что налоговый режим социального обеспечения будет приведен в соответствие с режимом налогообложения частных пенсий.Это устранило бы 13 процентов дефицита.
Реформа 4 В 1983 г. Конгресс утвердил поэтапное повышение обычного пенсионного возраста с 65 до 67 лет — два месяца в году с 2003 по 2008 г. и с 2020 по 2025 г. Этот размеренный темп придает слову «неторопливо» совершенно новое значение. . Избегать внезапных изменений для уязвимых пожилых работников — дело сострадательное, но 12-летний перерыв — это, безусловно, чрезмерная осторожность. Его устранение закроет 5 процентов дефицита.
Реформа 5 Четверть века назад консерваторы, раздраженные либералами, которые регулярно повышали пособия по социальному обеспечению в годы выборов, чтобы компенсировать инфляцию, а затем присваивали себе политическое признание, убедили Конгресс сделать корректировку инфляции автоматической.Реформа гарантировала пенсионерам и инвалидам, что их льготы сохранят постоянную покупательную способность. Этот принцип никогда не подвергался сомнению, но многие аналитики считают, что индекс цен, используемый для корректировки пособий, значительно завышает инфляцию. Если анализ Бюро трудовой статистики покажет, что индекс должен быть снижен на 0,5 процентного пункта, что составляет менее половины изменения, рекомендованного недавно комиссией под председательством бывшего председателя Совета экономических консультантов Майкла Боскина, это изменение сократит дефицит. на 32 процента.
Реформа 6 Кажется вполне справедливым, чтобы резервы социального обеспечения управлялись таким образом, чтобы бенефициары имели те же инвестиционные возможности, что и частные вкладчики. Также кажется справедливым, что бенефициары социального обеспечения получают доходы от своих налогов на заработную плату, которые отражают выгоды для общества в результате накопления резервов социального обеспечения.
Давайте проясним один факт. Каждый дополнительный доллар сбережений приносит одинаковую прибыль независимо от того, сбережен он в частном порядке или через систему социального обеспечения.Частные сбережения делают этот доллар доступным для частных инвестиций. Общественная выгода — это частная норма прибыли. Добавление доллара в резервы социального обеспечения сокращает федеральные займы у населения на доллар, оставляя дополнительный доллар частных сбережений для частных инвестиций. Общественная выгода от пополнения резервов социального обеспечения — это, опять же, частная норма прибыли.
В отличие от частных пенсионных фондов, резервы социального обеспечения не могут быть инвестированы в частные ценные бумаги. Запрет означает, что социальное обеспечение будет выплачивать меньшие пособия, чем частные пенсии могут выплачивать на каждый доллар налога или взноса, хотя социальная отдача от обеих форм сбережений одинакова. Дифференциал гарантирует оскорбительные сравнения с прибылью на частные сбережения и тем самым ставит под угрозу долгосрочную государственную поддержку социального страхования. Снятие запрета позволит закрыть 37 процентов дефицита.
Некоторые наблюдатели опасаются, что отмена этого запрета подвергнет попечителей социального обеспечения давлению с целью осуществления политически мотивированных инвестиций. Но менеджеры Пенсионной системы федеральных служащих и пенсионных фондов Федеральной резервной системы и Управления долины Теннесси, все из которых инвестируют в частные ценные бумаги, остались полностью независимыми в управлении своими фондами.В качестве дополнительной гарантии Конгресс мог бы создать организацию по образцу Совета управляющих Федеральной резервной системы для управления трастовым фондом социального обеспечения и его инвестициями. Члены будут утверждаться Конгрессом, назначаться на длительные, поэтапные сроки и смещаться только за преступное поведение. Послужной список Совета управляющих совершенно ясно показывает, что такие назначенные лица могут выполнять свои обязанности, не подвергаясь политическим манипуляциям.
Безусловно, Конгресс мог бы поручить такой организации проводить политически мотивированную политику, так же как он мог бы заставить Совет управляющих искажать денежно-кредитную политику по политическим причинам.Это также может заставить частных управляющих частными планами, утвержденными на федеральном уровне, следовать установленным правилам инвестирования. Но защита от такого вмешательства политическая, а не юридическая. Опыт других стран показывает, что правительства могут вмешиваться в деятельность тех, кто управляет денежно-кредитной политикой и контролирует инвестиции государственных и частных пенсионных фондов. Но в Соединенных Штатах независимые административные структуры существовали раньше и могут сохраняться в будущем, пока на этом настаивает американский народ.
Даже без инвестирования резервов социального обеспечения в частные ценные бумаги первые пять изменений закроют более четырех пятых долгосрочного дефицита и сохранят платежеспособность целевого фонда социального обеспечения до середины столетия. Шесть шагов, которые я наметил, могут быть не лучшими способами восстановления долгосрочного баланса в системе социального обеспечения, но они, безусловно, показывают, что восстановление баланса системы в течение следующих 75 лет не требует фундаментальных изменений в пособиях и повышения налогов на заработную плату.
Планы приватизации
Хотя атмосфера кризиса вокруг социального обеспечения является фальшивой, вполне правомерно спросить, можно ли улучшить благосостояние нации, если все или часть социального обеспечения будут заменены индивидуальными сберегательными счетами. Обобщить этот вопрос сложно, потому что разные «приватизационные» предложения очень разнятся. Но все, включая работы Лоуренса Котликова и Джеффри Сакса, поднимают два ключевых вопроса. Во-первых, кто несет риск? Все сберегательные планы сопряжены с риском.Поддерживать депозиты на запланированном уровне может оказаться невозможным. Возврат инвестиций может не оправдать ожиданий. Кто должен нести эти риски? Все планы приватизации подвергают риску человека. Каждый работник несет полную ответственность за нехватку депозитов или доходов на своем индивидуальном счете, и пенсия уменьшается пропорционально. Это неизбежная характеристика планов «с установленными взносами», в которых ставка взноса указана, но сумма взноса зависит от дохода, а конечная выгода зависит от дохода от инвестиций.
Социальное страхование, напротив, представляет собой план «с установленными выплатами», который широко распределяет риски между всеми работниками и поколениями. Формула пособий является фиксированной, и работники и их работодатели с помощью налогов на заработную плату или правительство с помощью других налогов должны выполнять эти обязательства. Работники сталкиваются с политическим риском: выборные должностные лица изменят льготы или налоги.
Герберт Штайн иллюстрирует выбор, спрашивая, какой из следующих двух вариантов предпочтительнее для базового пенсионного плана — тот, который гарантирует пенсионный доход, равный 50 процентам среднего заработка, или тот, который дает шанс 50 на 50 получить 120 процентов среднего заработка. или ничего? Последний имеет более высокую ожидаемую стоимость, в среднем 60 процентов дохода.Но для базовой пенсионной программы верная ставка социального страхования предпочтительнее. Не следует подвергать массы населения, в большинстве своем с небольшими активами и, следовательно, малой способностью противостоять финансовым потрясениям, неопределенности, присущей индивидуальным инвестиционным счетам.
На самом деле, пример Штейна неоправданно отдает предпочтение второму плану, по крайней мере, в том виде, в каком он воплощен в большинстве предложений о приватизации. Если оба плана инвестируют в одни и те же активы, доходность, потенциально доступная по социальному страхованию, будет выше, а не ниже, чем по частным планам.Если в соответствии с частными планами каждый человек свободен выбирать между фондами и доходы управляющих фондами зависят от этого выбора, коммерческие и административные издержки будут высокими. В рамках хваленой чилийской приватизированной пенсионной системы такие расходы составляли в среднем 20 процентов доходов фонда, примерно столько же, сколько у американских компаний по страхованию жизни. Если исходить из чилийского опыта и с поправкой на численность населения, то в США штат продавцов составит около 450 000 человек.
План, предложенный Котликовым и Саксом, не так плох, как другие планы приватизации, в плане обременения рабочих рисками.Он уменьшает потери рабочих от падения заработной платы, поскольку предусматривает, что правительство должно уравновешивать взносы рабочих «на прогрессивной основе». Но они не объясняют, что именно это означает. Они также ограничат частоту, с которой работники могут перемещать свои учетные записи. Но ни один план приватизации не может избежать центральной реальности: если рабочие могут менять счета, частные менеджеры будут тратить деньги, чтобы побудить их сделать это. И независимо от того, сколько менеджеры тратят, работники как группа не могут заработать больше, чем средний доход от инвестиций в масштабах всей экономики, за вычетом коммерческих и административных издержек.Они могут получать такой же доход без дополнительных затрат через социальное страхование.
Я попросил льда, но это смешно
Это замечание, приписываемое человеку, стоявшему в баре на «Титанике», может означать реакцию многих на повышение налогов, которое предлагают Котликофф и Сакс. 10-процентный налог с продаж принесет в 1997 году от 300 до 500 миллиардов долларов в зависимости от того, облагалось ли налогом все потребление или были разрешены основные исключения, такие как образование и больничное обслуживание.Вот это повышение налогов! Этот налог будет прибавляться к взносам, которые рабочие должны будут вносить на свои личные счета безопасности. Котликофф и Сакс весьма расплывчаты в отношении того, какими могут быть различные величины.
Их сдержанность понятна, потому что они сталкиваются с проблемой, которую сторонники всех планов приватизации должны решить, но мало кто любит ее подчеркивать. Социальное страхование работает по принципу, что сегодняшние работники платят за сегодняшних пенсионеров. Взамен сегодняшние работники ожидают, что их пенсию оплатят завтрашние работники. Недавно Соединенные Штаты отошли от этого принципа, потребовав от сегодняшних рабочих платить больше, чем необходимо для содержания пенсионеров, примерно на 60 миллиардов долларов в год больше, а в следующем десятилетии эта цифра вырастет до более чем 100 миллиардов долларов в год. Намерение состояло в том, чтобы облегчить бремя завтрашних рабочих и заставить сегодняшнее огромное количество рабочих частично оплачивать свою пенсию.
В условиях приватизации сегодняшние работники полностью оплачивали бы свою пенсию, а также полную стоимость пенсий сегодняшним пенсионерам.Вот почему необходимо большое повышение налогов. В плане Котликова-Сакса налог на заработную плату будет заменен платежами, которые рабочие будут вносить на личные счета. Однако влияние взноса на текущий располагаемый доход работника такое же, как и у налога на заработную плату. 10-процентный налог с продаж станет дополнительным бременем. Без него план Котликова-Сакса рухнет.
Настоящая функция любого налога состоит в том, чтобы препятствовать потреблению, тем самым увеличивая национальные сбережения. Сейчас многие согласны с тем, что Соединенные Штаты сберегают слишком мало.При рассмотрении предложений по увеличению сбережений необходимо задать два вопроса. Сколько? Это лучший способ?
американских семьи сейчас откладывают 4-5 процентов располагаемого дохода и потребляют остальное, большая часть которого будет облагаться 10-процентным налогом с продаж. Если бы все потребление было покрыто, налог с продаж утроил бы долю их располагаемого дохода, недоступную для потребления. Если бы половина потребления была освобождена от налога, эта пропорция удвоилась бы.
Принудительное сохранение такого размера вряд ли допустимо в любой форме.Но если нация должна так много сберегать, можно спросить, кто будет потреблять меньше. В этом случае именно бедные и средние классы потребляют большую часть своих доходов. Семьям с высоким доходом, возможно, вообще не придется сокращать потребление. Они могли бы сократить добровольные сбережения, чтобы компенсировать новый мандат. Большинство семей со средним и низким доходом в настоящее время не делают достаточно добровольных сбережений, чтобы делать это. Несомненно, стоит задаться вопросом, должны ли те, кто должен потреблять весь свой скромный доход, быть принуждены вкладывать большую часть этого дохода в увеличение национальных сбережений, чем те, чей доход теперь позволяет им откладывать значительную его часть.
Лучшая программа борьбы с бедностью в Америке
Служба социального обеспечения сталкивается с небольшим долгосрочным дефицитом, который Конгресс должен решить немедленно. Систему можно и нужно исправлять, а не ломать. Это можно сделать без повышения налогов или существенного изменения программы. Социальное обеспечение хорошо послужило нации и обещает продолжать делать это. Он обеспечивает более 80 процентов дохода 40 процентам пожилых людей и инвалидов с самым низким доходом. Для всех, кроме тех, кто входит в 20 процентов с самым высоким доходом, он обеспечивает более половины дохода.Это, безусловно, самая важная программа США по борьбе с бедностью. Она выводит из бедности 6 процентов населения, что вдвое больше, чем все другие виды помощи наличными и натурой вместе взятые. Приватизация — плохая идея, потому что она создает риски для отдельных работников, которые они не должны брать на себя, и что социальное обеспечение теперь широко распространяется на всех рабочих. Это создало бы дорогостоящее и ненужное административное бремя. Можно понять, почему крупные финансовые предприятия тратят миллионы на финансирование исследований по приватизации.Они бы значительно выиграли, но остальные из нас проиграли бы.
Я не знаю, чья это была идея сблизить наши лица, но я мог бы их поцеловать | Отношения
Ты помнишь лучший поцелуй в своей жизни? Я представляю, что вы делаете. Это наводящий вопрос — вот почему некое уважаемое приложение к субботней газете (вот оно, вот это) включает его в свою регулярную рубрику «Вопросы и ответы».
Альтернативный запрос: помните ли вы свой первый поцелуй? Но это не так уж и важно.Часто это дурачится с другом, или на ночевке у подростков, или где-нибудь в парке, у перил, под дождем. Волшебный тоже, конечно. Специальный. Формирующий. Но для большинства людей, вероятно, не самое большое за всю их жизнь.
Нет ничего лучше хорошего поцелуя. Я говорю о романтических поцелуях — то, что мы называем (и здесь, содрогаясь) поцелуями. Такое уродливое слово для такого замечательного поступка. Однажды я просмотрел этимологию слова «поцелуй в поцелуе», и OED не был уверен. Наверное, потому что никто не хотел признаваться в этом.
По-моему, нет ничего сексуальнее, чем когда встречаешь кого-то, еще ни разу не поцеловавшись, и твои глаза с тоской взаимно скользят друг к другу по губам. Не знаю, кому пришла в голову идея соединить наши лица, но идея хорошая. Я не могла встречаться с человеком, который плохо целовался. Или, полагаю, более великодушно, не умеет со мной целоваться. И я не понимаю людей, которые не целуются во время секса. Это такая фундаментальная часть.
Но поцелуй может быть приятным и без секса, или перспективы его.Некоторые люди настолько хороши в поцелуях или настолько совместимы, что поцелуй может быть замечательным, даже если вы, вероятно, на самом деле не хотели бы заниматься с ними сексом. Он работает как собственная общая, разрозненная близость.
Нестандартных поцелуев не бывает. Это всегда зависит от ситуации и человека. Он может быть яростным, напористым. Или мягче, медленнее. Поцелуй в лучшем случае становится беглостью, поэзией; высшая форма общения, физический язык.
Лучший поцелуй в моей жизни? даже делиться не хочу.Это был почти разговор. И, в данном случае, непереводимым.
Чья это была идея назвать Мэн «Страной отпуска»?
Часть эпизодической серии ответов на вопросы читателей о штате Мэн
В: Чья это была идея назвать Мэн «Страной отпуска»?
С 1936 года на номерных знаках штата Мэн стоит слоган «Земля отдыха».
Эта фраза, нравится вам это или нет, стала известна как неофициальный бренд штата и долгое время увековечивала и продвигала репутацию штата Мэн как места отдыха и летней площадки.
Хотя он определенно прижился, происхождение этого слогана неясно. Никто не смог точно определить место, человека или сущность, которые первыми придумали эту фразу.
Репутация штата Мэн как места отдыха восходит к 200 лет назад, еще до того, как он стал штатом, и те, кто здесь живет, долгое время считали его смешанным благословением. Это никогда не было более очевидным, чем в этом году во время кризиса с коронавирусом.
С одной стороны, снижение количества поездок стало болезненным напоминанием о том, насколько бизнес и экономика зависят от миллионов людей, которые каждое лето приезжают, чтобы насладиться нашим побережьем или нашими лесами.Туризм является крупнейшей отраслью штата Мэн, и в штате самая высокая доля домов для отдыха в стране — 19 процентов жилого фонда.
Но, в то же время, штат Мэн ввел карантинные ограничения для посетителей из-за пределов штата. А некоторые жители в первые недели кризиса ясно дали понять, что в этом году приезжие не приветствуются.
Несмотря на то, что это не наше официальное прозвище (Штат Сосновых Деревьев) и не официальный девиз (Дириго), Страна Отдыха на данный момент довольно тесно связана с нашей государственной идентичностью.
По словам государственного историка Эрла Дж. Шеттлуорта-младшего, Мэн пытался рекламировать себя как место отдыха после окончания Гражданской войны.
Побережье, и особенно район Бар-Харбор, привлекали богатых и влиятельных дачников в конце 19 века, еще до того, как в 1919 году был основан национальный парк Акадия.
«Для маркетологов мест отдыха прозвище «Земля отдыха» — это преимущество, на которое не может претендовать ни одно другое направление, — сказал представитель Управления по туризму штата Мэн.«Хотя мы не часто используем его в наших маркетинговых материалах, это дает нам право хвастаться».
Во время Великой депрессии 56-й губернатор штата Луи Дж. Бранн предпринял несколько шагов, чтобы повысить авторитет штата Мэн в национальном масштабе.
Среди этих усилий было несколько «добро пожаловать домой» — огромные мероприятия, похожие на митинги, которые начались в Государственном доме и вылились в Капитолийский парк. Именно при администрации Бранна это слово впервые появилось на номерном знаке.
«Я думаю, что они искали слоган, слово, слоган, девиз, которые привлекли бы общественное внимание и привлекли внимание к тому факту, что Мэн — это страна каникул», — сказал Шеттлворт.Эта фраза также появилась на открытках годом ранее.
Однако в некоторых записях указано, что эта фраза восходит к гораздо более раннему времени. Джордж Х. Льюис, уроженец Майнера и профессор Тихоокеанского университета, писал в 2008 году, что эта фраза была впервые придумана публицистами Центральной железной дороги штата Мэн в 1890-х годах.
Хотя пандемия COVID-19 усилила напряженность в связи с популярностью штата Мэн как места назначения для аутсайдеров, кажется, что этот бренд будет трудно поколебать.
Совсем недавно, в 2019 году, член палаты представителей штата предпринял попыткуКент Экли, Ай-Монмут, изменить фразу на «Staycationland» в надежде привлечь молодые семьи к переезду в штат, а не просто к приезду. Законопроект не прошел палату.
» Предыдущий
Когда жизнь вернется в нормальное русло?Следующий »
Это называется Бэк Коув или Бэк Бэй?Похожие истории
Кто против кого: правильное использование каждого
Who’s — это сокращение от «кто есть», как в «Кто там?» или «у кого есть» («У кого есть время?»). Чье является притяжательным прилагательным, означающим «кого или относящегося к кому или чему», например, «Чья это обувь?» или «Собака, которая виляла хвостом». Так же, как это и это , люди путают эти слова, предполагая, что апостроф и s подразумевают владение. По правде говоря, большинство притяжательных слов, таких как его , ее и мое , не имеют апострофов, как и чье .
Все мы знаем, кто хороший пес.
Как использовать «Кто»
Как и , это , а — это , — это , а — это два слова, которые очень часто путают. Давайте начнем с простой разбивки:
Who’s является сокращением who is или who is . Его можно найти в начале вопроса:
Кто [=кто стоит] у двери?
У кого [=у кого] есть пульт?
, а также с , которые функционируют как относительное местоимение
учитель которым [=которым] все восхищаются
учитель , который [=кто] вдохновил тысячи учеников.
Как использовать «Чей»
Чей является притяжательным прилагательным, означающим «кого или относящегося к кому или чему». Грамматически говоря, мы используем термин притяжательный для обозначения отношений, выходящих за рамки простого владения. Как и другие слова владения, оно также может использоваться для выражения ассоциации, действия или получения действия:
Чьи это солнцезащитные очки ?
Джейк, , чья сестра из работает археологом, также рассматривает возможность изучения этого предмета.
Пожарный , отважных действия которого спасли десятки людей, награжден медалью.
Они живут в портовом городе , экономика которого в значительной степени зависит от рыболовства.
роман , публикация которого проложила путь к расцветающему жанру
Я столкнулся с Марком, , чей дом я покрасил в прошлом году.
здание , снос которого велся
лет
Самая известная демонстрация собственнического , чей мог бы быть в названии комедийного шоу Чья это линия вообще?
Чей может также функционировать как местоимение, означающее «то, что принадлежит кому»:
Я нашел шапку, но не знал , чей это .
Мы все представили отличные идеи, но , чей был лучшим?
Уловки для их разделения
Путаница между , чей , и , который , очень похожа на путаницу, которая возникает между , это , и , это , где , это , служит сокращением , это , а — это притяжательная форма . это . В основном это связано с тем, что мы склонны автоматически интерпретировать любое слово, оканчивающееся на апостроф-s, как притяжательное.Вместо того, чтобы сказать: «Мне очень нравятся картины Боба», вы, скорее всего, скажете: «Мне очень нравятся картины Боба».
Итак, когда нам нужна притяжательная форма для who , естественно тяготеть к притяжательной форме s, поэтому «художник, чьи эссе мне очень нравятся», становится «художником, чьи эссе мне очень нравятся». Но это было бы неправильно.
Следует помнить, что притяжательные прилагательные обычно не содержат апострофа: мой, твой, его, ее, его, наш, их . Помните, что , чей попадает в ту же категорию, может помочь вам избежать апострофа.
Чьей идеей был единорог фраппучино? Это было вдохновлено тенденциями в социальных сетях
Интернет настолько одержим так называемыми пунктами «секретного меню» для ресторанов быстрого питания, что некоторые сети начинают прислушиваться к идеям масс.Starbucks зашла так далеко, что разработала новые рецепты напитков, которые заставляют людей требовать их попробовать — либо до того, как в магазине закончатся ингредиенты, либо закончится ограниченный тираж нового напитка. Последний напиток просто попрощался с покупателями, но чьей идеей был Unicorn Frappuccino?
Из всех предложений Starbucks фрапсы являются одними из самых популярных в любой итерации, но, безусловно, являются более уникальными и красочными вариантами. Кофейный напиток подается холодным, с большим количеством льда и молока, смешанных вместе, чтобы придать ему сладкий сливочный вкус.Ароматизированные сиропы и ложка взбитых сливок придают фрапсу фирменный внешний вид и позволяют клиентам персонализировать свой напиток по вкусу. В то время как в меню Starbucks есть несколько известных вкусов фрапа, клиенты в основном ограничены только своим творчеством и способностью (или желанием) своего бариста доставить. Многие вкусы имитируют их кофейные и чайные аналоги: ваниль, какао, зеленый чай, карамель, корица и многие другие. Секретное меню Starbucks в Интернете может похвастаться рецептами всевозможных фрапов, которые можно вообразить, используя то, что у вас, вероятно, есть дома, например, хлопья для завтрака или ваши любимые конфеты.
Starbucks официально принял к сведению коллективный интерес Интернета к уникальным напиткам и объявил на прошлой неделе, что только в течение нескольких дней магазины по всей стране представят Unicorn Frappuccino. Напиток, меняющий цвет и вкус, оказался чрезвычайно популярным — если не проклятием существования многих бариста Starbucks — но кто придумал эту концепцию?
В электронном письме Romper команда по связям со СМИ Starbucks объяснила, что, как и многие отличные маркетинговые уловки последних нескольких лет, причудливый напиток был вдохновлен социальными сетями: год – Единорог Фраппучино! Внешний вид напитка был важной частью его создания, и наше вдохновение исходило от веселой, энергичной и красочной еды и напитков на тему единорогов, которые были в тренде в социальных сетях.
Яркие, блестящие кулинарные творения, вдохновленные единорогом, были популярны в течение последнего года или около того, особенно хорошо набирая популярность в социальных сетях, таких как Instagram и Pinterest. Unicorn Frappuccino идет в ногу с тенденцией: всего за неделю о напитке было написано более 180 000 постов в Instagram, согласно данным UBS.
В то время как Unicorn Frappuccino пока нет, клиентов в одном из самых волшебных мест в мире ждет совершенно новое угощение: в Диснейленде Pink Pegasus Frappuccino был создан, когда у бариста закончились приспособления для Unicorn Frappuccino перед продвижение закончилось, и нужно было думать на ходу.